А Властимир с Зимой прожили много лет счастливо и потомки их до сих пор по земле белардской ходят.»
Пока я сказку вспоминала, не заметила, как и до берега Марвы дошла. Дед Талимир ладно умел ее рассказать - тихо так, спокойно, будто колыбельную.
Улыбнулась я. Любовь и добро завсегда верх берут - уж в это верю.
Воды Марвы текли широким мутным потоком. Грязь и зловонье, стекающие со всего города, оказывались тут. Течение быстро уносило их, ненадолго очищая реку.
Рыбаки гомонили вокруг своих утлых лодчонок. Бабы, через раз смеющиеся, перекрикивались с ними, стоя на узком мосточке. Перед ними лежало грязное белье. Как только умудряются стирать в грязной воде? Ума не приложу. У нас-то в Растопше вода была чистая, родниковая.
Вдали виднелись маковки княжеского терема, а у него стояли лодьи со спущенным парусом. Не скельдианские то лодьи. На ихних вон паруса с драконами, воронами да волками лютыми. А на наших солнышко ясное всегда - красное на желтом.
- Эй, девица?
Я оглянулась.
- Не меня ль потеряла, огнёвая?
Мужик средних лет, в рубахе с закатанными рукавами, уперся в бока и с прищуром на меня глядел.
- Не тебя, работничек, не тебя, - откликнулась я.
- Жаль, чего ж? - засмеялся он, оглаживая короткую бородку. - А что ж тут делаешь? Никак на Марву полюбоваться пришла?
- Да не на что у вас тут любоваться, уважаемый. Одна грязь да вонь.
Он усмехнулся.
- А отчего ж чародейка тогда забрела в наши края?
- С чего взял? Посоха-то нет у меня.
- Посоха нет, а вот узор особый - то есть.
Он кивнул на меня.
Я быстро поднесла к лицу рукав и увидела, что среди обережных символов, Варвара вышила еще и руны.
- Откуда древний язык знаешь?
Мужик подошел ближе и поклонился мне.
- Ратко меня звать. Отец мой чародеем был в княжестве Зарецком.
Я поклонилась в ответ.
- Вёльмой зови.
Ратко приветливо кивнул.
- Идем что ли, поговорим? Дело к тебе есть. Помощь нужна.
- Куда ж идем? - опасливо оглянулась я.
- В хату мою. На берегу живем с женой.
Минуту я подумала. Боязно вот так вот с чужим человеком куда попало идти. Да только сам он имя назвал и помощи спросил. Нельзя просящего отвергать, не любят этого боги.
- Идем, Ратко, - согласилась я.
Дом у Ратко оказался темный и тесный. От печи, топившейся по-черному, кругом были копоть и запах дыма.
Жена его, молодая изможденная женщина, предложила мне угощение. А детей, двоих мальчиков, они выпроводили гулять.
- Тяжело вам тут видать? - спросила я, оглядевшись.
- Не жалуемся, - ответила Смиляна. - Ратко летом рыбу ловит, а зимой по-плотницки подрабатывает. На жизнь хватает.
Я слушала ее и не верила. Разве ж можно заработать на жену и двоих деток ловлей рыбы в Марве? В бедности они живут. Вон и на обед у них одна лишь рыба, брюква да свекла.
Много мне нищих доводилось видеть. Разными они были - кто стар, кто болен, у кого все отобрали, а кого и родные в белый свет пустили. Были те, кто сам все промотал да в побирушки заделался. Видела я и тех, кто ходил работу искал, на любую соглашался - хоть за медяк, хоть за миску похлебки. Разные были люди, разные им судьбы выпали.
Дед Талимир, помнится, наказывал мне сторого-настрого: «Сердце, оно живое, оно все услышит и узнает, все скажет, только слушай. Коли говорит, что не по своей воле человек нужду терпит, помоги. А коль скажет, мол, врет он, можешь и мимо пройти, раз уж сама сумы не боишься».
Смотрела я на Ратко и супругу его, Смиляну, казалось мне, не рады они такой жизни, не сами ее выбрали. Не след бы мне в чужие дела соваться да мимо пройти не смогу.
- Летом все легче нам, - говорила Смиляна. Приглядевшись получше, я заметила, что в тяжести она. - Да осень скоро грядет. Тогда уж и не знаю, как