Эта женщина, что стоит перед ним, не знает даже его настоящей даты рождения. А ведь уверена, что знает как облупленного.

Алекс говорит о страсти и любви, тянет время, как может. Если это онлайн-трансляция, то важна каждая секунда. Роуз не должна сделать то, что собирается. И пока она медлит, а он все еще жив, и есть шанс, что ее трансляцию засекут и определят их местоположение.

Алекс прерывается на полуслове, когда слышит, как Роуз подходит ближе. Она тяжело и глубоко дышит. Она возбуждена. Он перечислял действительно возбуждающие вещи, которые собирался сделать с ней, если она даст ему хоть немного свободы.

И он проклятье не рассчитал, что его тело тоже отреагирует на эти слова.

Член отзывается на движение ее руки.

Она дышит, как загнанная лошадь, нависая над ним. Пока водит рукой по члену вверх и вниз. О Нэйтане думать слишком поздно, хотя Алекс все равно пытается.

Ситуации помогает только то, что Роуз не старается — ее сухие пальцы двигаются рывками, сжимая его иногда чересчур сильно. И эта боль как раз то, за что Алекс может уцепиться, чтобы не дать физиологии победить.

Роуз кряхтит, стонет, выгибается и вдруг правое бедро прошивает боль. Алекс трясет ногой, но по ощущениям в бедро словно воткнули раскаленный прут. И так просто его не скинуть, не сбросить. Что-то прошило его плоть, разорвав волокна мышц.

Стоя перед ним, Роуз дергается, выгибается, хватаясь за его плечо. И кончает вот так, стоя над ним, пока его сердце заходится от ослепляющей боли.

Он даже не коснулся ее. Она получила удовольствие только от его боли.

Роуз разжимает руку и отшатывается, прерывисто дыша.

— Что… это такое, крошка? — стиснув зубы, цедит Алекс. — Мы так не договаривались.

Роуз хрипло смеется.

— Яд.

Алекс вздрагивает, когда раздается легкий звон. Что-то упало на бетонный пол и не разбилось, покатилось, как будто… маленькая стеклянная бутылочка?

Ампула.

Роуз все еще смеется. Ампула катится, затихая вдали.

Эта боль в его ноге… Неужели…

— Да, я всадила в тебя шприц, — выдыхает она. — И теперь моя очередь. Великолепное шоу! Твое последнее выступление! Он мой, сучки, выкусите! Алекс Кейн больше не достанется никому!

Боль распространяется по ноге, к колену и ступне. Нога целиком немеет. Его конечность исчезает, как будто ее никогда и не было. Алекс больше не чувствует ее.

Леденящий холод ползет дальше, к животу, а от него к груди. Все выше, подбираясь к сердцу. Очень быстро.

— Что это? — вздрагивает Роуз.

От внезапного грохота Алекс глохнет. В ноздри забивается дым. Он вертит головой, но повязка на глазах все равно не дает ничего разглядеть. Он пытается шевелить руками, плечами, пока все еще чувствует их. В отличие от обеих ног.

— Всем стоять на месте! Это полиция Лос-Анджелеса!

— Нет, вашу мать! — верещит Роуз. — Это не должно закончиться так!

Черта с два, крошка.

— Мистер Кейн? — раздается мужской голос над ухом.

И с глаз сдергивают повязку.

Первое, куда смотрит Алекс, это на ногу. И она паршиво выглядит.

Шприц все еще шатается, воткнутый в его бедро. Под кожей — фиолетовые всполохи, а сама нога синеватого оттенка, как у трупа в морге.

— Вы в порядке?

Нет, блять, он не в порядке.

Он хочет сказать слишком многое, но понимает, что едва ворочает языком. Тогда же Роуз падает на пол, на ее запястьях уже застегнули наручники, но она бьется в конвульсиях на полу, а изо рта идет пена.

— Медиков срочно! — кричит спецназовец.

Щеки Роуз синеют, а спазм стихает. Алекс понимает, что ей уже не помочь. Из ее шеи торчит такой же шприц.

На него набрасывают одеяла, кто-то перерезал затяжки на его руках. Но даже тогда, когда его руки, наконец, оказываются на свободе, Алекс не может шевелить ими.

А после пол вдруг встает на дыбы, превращаясь в стену. И Алекс прикладывается об нее лицом с такой силой, что перед глазами все меркнет.