вытолкнул твой бывший мир.

— Как это? — угрюмо спросила я.

— Тебе было плохо и неуютно, тебе не нравились запахи, шумы, и когда ты вернулась сюда, то почувствовала себя намного лучше, правильно?

— Да, — кивнула я, вспомнив, как мне стало хорошо, когда я очутилась в лесу.

— Так будет теперь всегда, — улыбнулась богиня. — Максимум — это один лунный период, если считать по меркам Земли, ты сможешь находиться в другом мире, а затем он будет выталкивать тебя, как чуждый элемент. И если ты будешь сопротивляться, то мир тебя убьет. Как он это сделал с твоим отцом.

— На нас наехал грузовик, — неуверенно произнесла я, вспомнив рассказ мамы.

— Да, может произойти все, что угодно. Пьяный водитель грузовика, кирпич на голову — любой несчастный случай.

Она махнула рукой и в воздухе появилось несколько сотен крутящихся полупрозрачных макетов планет размером с теннисные шарики.

— Каждый мир — это живой организм, — начала пояснять полубогиня, указав на знакомый голубой шарик, и он, остановившись, завис перед ней и увеличился в размерах до футбольного мяча. — Сходный с любым живым существом, только более сложный. В каждом организме живут свои жители, можешь сравнить их с человеческими бактериями, участвующими в пищеварении. Так вот — ты, для своего мира, теперь являешься чуждым элементом, и иммунная система мира будет пытаться от тебя избавиться любым путем.

Твой отец четыре года не возвращался в междумирье и искал вас с матерью, но, когда нашел, то стало уже слишком поздно и мир его уничтожил, считая чуждым и опасным элементом.

А я мысленно провела аналогию с предками Темникова. Видимо из-за того, что наш мир посчитал их чужаками, потому и не дал возможности жить в нем и размножаться.

— Значит назад в мой мир, мне дорога теперь закрыта? — спросила я с ужасом смотря на холодную красавицу.

— Ну почему же, к родителям без проблем можешь в гости ездить, но сама понимаешь, — она развела руки в стороны, и резко отпустила цепи.

Оба близнеца одновременно вскочили на ноги, и сорвав с себя ошейники, попытались напасть на их бывшую тюремщицу, но та щелкнула пальцами, и мужчины ухнули вниз, будто под ними исчез пол.

«Не рассказывай о книге!» — услышала я крик, и готова поклясться, что это был голос Грома.

Я автоматически тоже приготовилась улетать, и зажмурившись постаралась сгруппироваться, но почему-то осталась на месте.

Приоткрыв один глаз, я поняла, что нахожусь в комнате с черно-серебристыми стенами.

— Ну здравствуй дом, — тихо сказала я, тоскливо оглядываясь по сторонам.

Стоило мне посмотреть на заправленную кровать, как в голове сразу же замелькали последние воспоминания о близнецах и о том, что они творили со мной. В лицо словно кипятка плеснули, а в спину прилетел холодный ком снега. Низ живота сразу же потянуло от легкого возбуждения, а на душе заскреблись кошки.

Находиться в комнате сил не было, и выйдя из неё, я побрела вниз. Спустившись по лестнице, и, проигнорировав гостиную, я старалась не думать о шкуре медведя на полу перед камином (не думать, я сказала!), мельком заглянула на веранду. Все было убрано и ничто не напоминало нашего ужина с мужчинами, и того, что последовало позже. В голове вновь замелькали картины из прошлого. И мне пришлось приложить немало усилий, чтобы прогнать эти болезненные воспоминания, заставляющие увлажняться мое нижнее белье, а душе беззвучно оплакивать свою первую и такую неудачную любовь.

Несмело войдя в комнату, я прошла к двери, выходящей на внутренний двор в яблоневый сад, как теперь уже стало ясно, моей собственной территории.

Открыла дверь и сразу же нос защекотало от приятных фруктовых запахов. А кожу на лице обдало свежим ночным и немного прохладным воздухом. Яблоня — это самый первый и самый сильный запах, который я смогла уловить и распознать. А дальше уже был целый набор — от обыкновенной моркови и помидор с огурцами в теплицах до тимьяна с ромашкой. Но тошноты эти запахи не вызывали. Наоборот хотелось вдыхать этот коктейль всей грудью и не о чем не думать.

Переступив порог, я вспомнила что у меня на ногах, ничего нет. Ведь обувь я перед сном сняла, а дух междумирья перенесла меня в свою пещеру в том, в чем я была, и остальных вещей захватить с собой не дала. Махнув рукой на голые ступни, я все равно вышла на тропинку, ведущую куда-то в глубину сада. Находиться сейчас в доме не было ни сил, ни желания. Слишком много воспоминаний, о которых я не хотела бы сейчас думать и сопоставлять с той информацией о которой я узнала несколько минут назад, лезли мне в голову.

И плевать на ноги, и ночную темноту, подумаешь, я все равно теперь и ночью прекрасно могу видеть.