вставляет».
– Ты правда так сказал? – допытывался Джона Бэй за обедом в пабе «Авто» в здании «Дженерал моторс», где все расселись по двое на шасси настоящих автомобилей и ели блюда, подаваемые точно такими же официантками, какие обычно в придорожных заведениях обслуживают клиентов прямо в машинах. Вдали выводили из проектора на стену очередную серию «Трех балбесов», пытаясь воссоздать атмосферу кинотеатра для автомобилистов на открытом воздухе.
– Ни одной девчонке никогда не нравились «Три балбеса», – сказала Жюль, не обращаясь ни к кому конкретно.
– Да-да, прямо так и сказал, – печально ответил Итан Джоне во мраке.
– Зачем? – спросил Джона. – О чем ты вообще думал, Итан? Неужто не понимал, как это прозвучит? Моя мать всегда говорит: общаясь с журналистом, можешь сколько угодно думать, что владеешь ситуацией, но на самом деле вечно попадаешь впросак. В семидисятом году она давала большое интервью Бену Фонг-Торресу в Rolling Stone, и ее до сих пор спрашивают про ту самую строчку о «любви к себе». Ей приходится вновь и вновь повторять: «Это было полностью вырвано из контекста». Она, конечно же, говорила не о мастурбации, а как бы о самоуважении. Дело не в том, что журналисты обязательно стараются тебя подловить. Просто у них свои задачи, которые могут совершенно не вписываться в твои интересы.
– А вот попробуй сам дать интервью, – сказал Итан.
– Да в жизни никто не станет брать у меня интервью, – возразил Джона, который и впрямь был нерешителен и мягок. Его лицо, впрочем, было необыкновенно красивым – уж об этом кто-нибудь мог бы его расспросить.
– Хотел бы я дать интервью, – вставил Гудмен.
– О чем же можно сделать интервью с тобой? – спросила Кэти. – О твоем детском леденце в форме моста «Золотые ворота»?
– Да о чем угодно, – ответил он.
– На днях приходил мой школьный психолог с брошюрами по профориентации, – сказала Жюль. – Теперь нам надо думать, как стать специалистами. Найти себе поприще.
Она на мгновенье задумалась.
– Думаете, большинство людей, у которых уже есть поприще, – спросила она, – как-то случайно на него наткнулись? Или выбирали прицельно, решая все разузнать о бабочках или японском парламенте, потому что знали: так они смогут выделиться?
– Большинство не выбирает с умом, – сказал Джона. – Они вообще в таком ключе не думают.
Но именно в тот момент Жюль страстно захотела, чтобы свое поприще появилось и у нее. Ни одна область ее пока что не зацепила; театр не в счет, ведь тут она не блещет. И все же ей нравилось участвовать в спектаклях в лагере, нравился момент, когда весь актерский состав собирался вокруг режиссера. Ей было по душе, что постановка напоминает плавучий остров, и в этот миг ничто не казалось более важным, чем совершенствование этого острова.
Итан Фигмен почтительно помалкивал, пока все болтали о тех поприщах, которые себе найдут или не найдут, или которые найдут их сами. Сошлись на том, что Эш могла бы многого добиться в своей области, «но я должна знать, что мне этого действительно хочется», уточнила Эш. Вот Итан точно нашел свое поприще, или оно его нашло еще в детстве, когда неудачный брак родителей был в самом разгаре, и вот ночью он лежал в постели, мечтая о мультяшной планете, которая существует в обувной коробке под детской кроватью. Хотя он и ляпнул глупость репортеру журнала Parade, Жюль подумала, что, может быть, Итан движется к чему-то большому и никто из них не может составить ему компанию в этом путешествии.
– На Джоне лежит проклятие сына знаменитости, – вставил Гудмен.
И добавил:
– Хорошо бы и у меня мать была знаменитой. А так придется самому прославиться, а это гораздо труднее.
Они рассмеялись, но лень Гудмена была подлинной. Он хотел получить все на блюдечке, даже хотел, чтобы кто-то другой создал ему репутацию. Итан был единственным из них, кто на самом деле приобретал репутацию, и остальным уже казалось, что он может ее разрушить.
В потемках паба «Авто» три балбеса на экране постоянно лупили друг друга по голове. Мо угрожал Керли, как Адольф Гитлер какой-нибудь мелкой сошке. На самом деле не такая уж большая разница между балбесом Мо и Адольфом Гитлером, подумала Жюль, этими двумя сумасшедшими, так же схожими своей агрессивностью, как и прямыми черными волосами. Но посмотрите, до чего милы Итан и Джона, думалось ей. Не Гудмен – тот вовсе не мил. А вот Итан с Джоной могут пленить вас своим дружелюбием. Итан неряшлив, но пылок, а Джона – сдержанный, мягкий вариант мужской доброты. Она не знала, что на самом деле любит Джона Бэй, что ему хотя бы просто нравится. У него были красивые волосы, как у его знаменитой матери, и длинные пальцы, которые бегали по струнам гитары, но он был рассеян, всклокочен, и никто толком не знал в полной мере, каков он, не считая того, что на него приятно посмотреть, с ним весело, а если расспросить хорошенько, он расскажет, как через мать познакомился с другими знаменитыми певцами. Однажды он рассказал, что, когда был маленьким, Джони Митчелл у себя на кухне в Лорел-каньоне приготовила ему хот-дог с тофу.
В этот день после обеда они отправились прямиком в Виллидж, и поскольку на дворе стоял золотой век легкой, мягкой марихуаны – и последние деньки, когда можно что угодно делать в городе, на свежем воздухе, – они, прогуливаясь по 8-ой улице, в открытую пустили по кругу косяк. Они заглядывали в лавки, где торговали всякими фенечками и плакатами, а потом сели на метро и отправились на окраину, где рыхлой размазанной массой вывалили наружу.