нее в доме куча реально ценных вещей. И все они остались нетронутыми!

— Кроме шейных платков и шарфов. Она сама сказала, что их нет.

— Мама не особо ценит винтажную одежду. У нее есть платки от Хермес, Шанель… еще куча брендов. Но… да, они дорогие, но из-за них не станут грабить дом и избивать владелицу. Если только… — и я замерла с открытым ртом.

— Что? — тихо спросил Берт, подавшись вперед.

— Один из любовников подарил маме французские кружева. Им около ста лет, может, больше. Она даже снималась в них для какого-то журнала. Но было это лет пятнадцать назад.

— Ева, в ближайшее время я хочу еще раз осмотреть дом миссис Дрейк.

— Без проблем, — пожала я плечами, — приезжайте, я вам открою. Но повторяю, понятия не имею, какой платок им понадобился. У мамы в компьютере есть список всех ее вещей. Я заскочу, скопирую на флешку и переброшу вам. Заодно и сама посмотрю.

— Спасибо. Вас подвезти?

— Я на машине. И надо решить, что делать с бабушкой. Оставлять ее одну не хочу.

Зря я волновалась: бабушка уже сама все решила. Когда мы с офицером Рейном вышли из кабинета, оба озадаченные, как действовать дальше, она сидела на диванчике и тихо общалась с медсестрой.

— До встречи, Ева.

— Хорошего дня, Берт, — выдавила я.

Себе я такого пожелать не могла.

— Евушка! — окликнула меня бабуля. — Поехали. Мама все равно пока будет спать. Кстати, я перебираюсь к тебе.

С бабулей бесполезно спорить. Я молча кивнула и пошла к выходу. Странное состояние: на душе тяжело, хочется реветь от бессилия, а голова ясная. И злость такая холодная и чистая.

Словно почувствовав мое настроение, погода на улице окончательно испортилась. Сгустились низкие серые тучи, пошел мелкий противный дождь. Порывы холодного ветра швыряли в лицо капли, пока я шла к машине.

Бабушка молчала. Судя по сосредоточенному выражению лица, о чем-то размышляла.

— Ева, — проговорила она, когда мы выехали со стоянки, — ты вообще понимаешь, что происходит?

— Нет.

— И я. У меня ощущение, что я покурила травки и теперь мне снится бред. Нет, в нашем мире мудаков столько, что нормальных-то порой толком не видно. Но избивать человека за платок или шарф… Ты можешь себе это представить?

— Я только что видела, что это сделали. Поехали в отель, надо забрать твои вещи.

На самом деле я радовалась, что ближайшее время буду не одна. Бабушка не даст пробудиться депрессии. Будем поддерживать друг друга.

А еще я хотела кое-что проверить. Полиция — это хорошо, но надо пораскинуть и самой мозгами. Просто так разрушать дом, а потом нападать на его владельца станет разве что пикируясь с Кристофом сумасшедший.

Но мастерски отключенная сигнализация подсказывала, что вряд ли там поработал безумец.

— Ева Дрейк, — вслух прочел Хан.

Он сидел в ресторане отеля. Остывал ужин, грелось вино, однако сейчас Хана меньше всего волновали подобные мелочи. Не обращая внимания на остальных посетителей, он смотрел на экран планшета.

— Ева… Е-е-е-ва-а-а-а, — протянул еще раз задумчиво.

Имя таяло на языке тягучей карамелью с легким медовым оттенком. Сладкое и грешное. Чем-то похожее на свою обладательницу. Женщина с именем той, кто склонила первого мужчину к грехопадению, просто не может быть иной.

Хуже только имя Лилит.

— Есть ли вина на тебе, девушка с грешным именем, — пробормотал Хан.

На первый взгляд все выглядело безупречно. Полное досье на семейство Дрейков он получил два часа назад. И все это время кропотливо изучал его.

Теперь понял, кого напомнила ему Ева. Свою мать в расцвете карьеры. Разве что нет того налета гламура. И чуть другой цвет волос.

Пусть их учили относиться к женщинам прежде всего как к мировому злу. Они были мужчинами, а значит, не могли не реагировать на противоположный пол. По яркой сверкающей фотомодели Елене Дрейк вздыхали многие подростки из его школы. Некоторые из них подвергались наказанию за то, что вешали ее фотографии в шкафчиках.

Он и сам пару раз видел ее в подростковых снах. Из тех, что заканчиваются поллюциями. За это, кстати, тоже могли наказать. Если решали, что произошло подобное из-за «прихода во сне блудницы».