отец полностью вычеркивает Ирен из своей жизни, запрещая ей хоть где-то упоминать связь с семьей Ковальских, звонить и пытаться искать встреч.

— Больше сестры у меня нет, — холодно закончил он, ненавидя себя за боль в ее глазах. Не выдержав, наклонился к уху Ирен. — Подписывай. Ничто не мешает мне искать встреч с тобой, зато ты больше не обязана подчиняться ненавистным с детства правилам.

Словно в трансе Ирен взяла ручку и подписала документ.

— Оставьте нас наедине, — приказал вдруг Вацлав, когда последняя подпись была поставлена, а Ондельсон собрал бумаги и вышел, сказав, что будет ждать в своем номере. Ирен уже не плакала, лишь глубоко вздыхала и кусала губы.

Хан с Богданом переглянулись: когда у Вацлава появлялся такой тон, то желательно было делать сразу все, что он велит. Магистр сейчас пребывал на границы терпения.

Берта пришлось едва ли не выталкивать из кабинета.

— Расслабься, — тихо рявкнул Богдан, у которого заболела от всего этого голова, — все, никто ей уже ничего не сделает. Ее выкинули из семьи.

Ирен дернулась как от удара, Берт же с нескрываемой злостью глянул на нового родственничка.

— Знаю, — кивнул Богдан, — мы набьем друг другу морды. Но позже. Выходи уже.

Для Ирен звук закрывшейся тяжелой двери прозвучал набатом. Он словно поставил точку в прежней ее жизни. И как бы она ни бывала порой недовольна своим положением, но сейчас внутри все разрывалось от боли и обиды.

Вышвырнули. Из семьи. Лишь за то, что она осмелилась быть счастливой. И никто, даже Богдан, не посмел возразить, когда отец втаптывал ее в землю.

Что ему еще надо? Добить? Ирен покрасневшими от слез глазами уставилась на отца. Ей так хотелось его возненавидеть. Чтобы стало легче, чтобы выкрикнуть ему в лицо о своей ненависти.

А не получалось. И от этого боль становилась еще сильнее. Вместо этого Ирен отмечала, что отец стал хуже выглядеть, словно не спит толком и очень много работает.

Сейчас он стоял, нависнув над ней, и смотрел. Тем самым взглядом, который она порой ловила на себе после особо отчаянных выходок.

— Ты в курсе, что в моих силах было аннулировать этот брак? Несмотря даже на состояние твоего мужа и его вес в обществе?

— Так что ж не сделал? — скривила губы Ирен. — Или надоел ублюдок, а? Сперва спер меня у родной матери, а теперь вышвырнул.

Вацлав вздрогнул и стиснул зубы. Казалось, ему с трудом давалось каждое слово:

— Я всего лишь хотел, чтобы она не уходила.

— Где моя мама? — тихо спросила Ирен. Горло сдавило так, что глотать стало больно. — Где она, черт тебя подери?! Ты меня забрал, да? Я права? Теперь понятно, почему та, кого я считала матерью, меня не любила. Еще бы! Притащить в дом дочку любовницы! И ведь не скажешь ничего, а то вломят.

— Ирен…

— Что? Я уже не в твоей власти. Где моя мать? Как ее зовут?

— Ее звали Клер.

Звали… звали?!

— Когда мы познакомились, я был уже женат. И развестись не мог. Но предлагал ей купить дом в нашем городе. Чтобы мы виделись каждый день.

Ирен просто молча слушала, и ей казалось, что это не про ее отца. Про кого-то другого, но только не про него.

— У тебя характер Клер. И мой. Мы очень часто спорили, она не привыкла к повиновению. А я не мог ее отпустить. Ирен, если бы я мог развестись, то сделал бы это. Но в нашей среде подобное недопустимо. И жениться на посторонних тоже запрещено.

Отец провел рукой по волосам. Сейчас он смотрел не на притихшую Ирен, а куда-то в окно. Словно мыслями был не здесь, а где-то очень далеко.

«Он в прошлом, — поняла вдруг Ирен, — он вспоминает, что тогда случилось».

От нехорошего предчувствия заледенели руки. Так сильно, что пришлось сжать пальцы в замок.

— Да, я забрал тебя, когда ты только родилась. Чтобы заставить Клер приехать за тобой. Чтобы она поняла уже, что должна находиться рядом.

Еще один вздох и потом уже какой-то совсем хриплый голос:

— Телефон Клер в какой-то момент замолчал. А потом я ее нашел по своим каналам. Она не справилась с управлением и сорвалась с трассы, прямо под грузовик.

Ирен просто закрыла глаза.

Оказывается, потерять человека, погибшего много лет назад, можно несколько раз.