кто-то другой, горести начинают экспоненциально умножаться.
– Мерзкий старый лицемер, – прошипела психиатр.
– Я читал ваше крайне впечатляющее заключение, сэр Лоример, – продолжал адвокат защиты. – Особенно меня потрясли отсылки к синдрому Корсакова. Не могли бы вы просветить присяжных на этот счёт?
– С лёгкостью. Особенностью психоза Корсакова является то, что фиксации воспоминания может предшествовать своего рода ослабление, препятствующее адекватной интерпретации происходящего. Удержание воспоминаний в краткосрочной и долгосрочной перспективе может отличаться, тогда как их воспроизведение может быть как осознанным, так и стихийным.
– Он несёт подобную чушь ещё с 1910 года, – не удержалась психиатр. – Давно пора лишить его лицензии. Интересно, Генеральный медицинский совет Великобритании в курсе?
– Тишина! – призвал судья. – Прошу, сэр Лоример, продолжайте.
– Зачастую опыт может быть полезен в качестве ключа к разгадке психологических симптомов. В связи с этим фактор субъективного опыта, определяющего генезис психологических симптомов, обладает этиологической значимостью в их происхождении.
– А это типичный пример трёх П, – заметила психиатр.
– Трёх – чего? – переспросил её коллега.
– Трёх П: Плохо Переваренной Пурги.
Представитель обвинения встал:
– Могу я узнать, какое отношение это всё имеет к краже ценных украшений?
– Вот именно! – зашумели ювелиры.
– Тишина в зале суда! Сэр Лоример, при всём уважении к вашим заслугам в области душевного здоровья, я не могу не задать себе тот же вопрос.
– Сестра Моника Джоан – леди выдающегося ума, обладающая плодовитым воображением, – продолжал сэр Лоример. – Она выросла в роскоши. Мысленные связи с детством у неё очень сильны. Раз вышло так, что у неё обнаружили ценные вещи, я не сомневаюсь, что, в соответствии с синдромом Корсакова, леди сочла, что эти украшения принадлежали её матери.
– Её матери!
– Я именно это и сказал.
– Не верю ни единому слову, – прошептала психиатр. – Это она его научила. Говорю же, она отлично соображает.
– Если он прав, это действительно признак деменции, – пробормотал её коллега.
– Чушь. Старуха знает, что делает.
– Впечатляющая теория, сэр Лоример, – заметил представитель обвинения. – Я бы даже сказал, затейливая. Однако она не приближает нас к пониманию того, как именно драгоценности оказались у сестры Моники Джоан. Есть ли у вас какие-либо версии, сколь угодно затейливые, на этот счёт?
– Нет.
– Больше вопросов не имею, милорд.
Сестра Моника Джоан продолжала вязать, время от времени бормоча что-то себе под нос и делая пометки в карточке. Сэр Лоример сошёл со свидетельской кафедры, и она улыбнулась ему. В половине пятого судья отпустил нас до десяти часов следующего утра.
На третий день показания должна была давать сама сестра Моника Джоан, и в зале собралась толпа. Обвиняемая спокойно ожидала, пока её вызовут, всё так же погружённая в вязание, и время от времени говорила что-то сидящей рядом сестре Джулианне.
В зале появился пристав и для начала подошёл к монахине и прошептал:
– Мадам, пожалуйста, вы не могли бы встать, когда я объявлю: «Встать, суд идёт»?
Сестра Моника Джоан любезно улыбнулась.
– Разумеется, – ответила она и поднялась вместе со всеми.
Заседание открыл представитель обвинения.
– Прошу вызвать для дачи показаний сестру Монику Джоан ордена Святого Раймонда Нонната.
Зал оживился, и присяжные заинтересованно подались вперёд.
Сестра Моника Джоан встала. Она свернула вязание, воткнула спицы в клубок и протянула сумку с рукоделием сестре Джулианне.
– Дорогая, запомните, пожалуйста, как сделать пятьдесят шестой ряд: одну петлю снимаем, две провязываем вместе как лицевую, потом четыре изнаночных, одну снимаем, три изнаночных, следующие две вместе провязываем лицевой и протягиваем провязанную петлю через снятую – а потом всё заново.
– Конечно, дорогая, – ответила сестра Джулианна и сделала пометку в карточке.
– Я сказала «четыре изнаночных, одну снимаем, три изнаночных, следующие две вместе провязываем лицевой и протягиваем провязанную петлю через снятую»?
