– Не вопрос, – кивает Альцедо, срывая с елки имбирную печеньку, – правда, еще годика три подождать придется.

– Альцедо! Не ешь мое печенье! – ворчит мама.

– А то что, надаешь по рукам бедному инвалиду? – хихикает Альцедо.

– Еще как надаю.

Я обожаю эти милые семейные перепалки. Особенно накануне Рождества. Особенно когда ты почти разучился веселиться.

К вечеру почти вся семья была в сборе: наконец разделался с делами и приехал отец. Явился Кор, разряженный в белоснежную рубашку и галстук. Диомедея опаздывала, но клялась по телефону, что точно явится домой до полуночи.

В очередном прыжке Кору досталось тело престарелого боксера.

– Сидит, как влитой, – ржет Кор, крутясь перед нами, как школьница перед зеркалом. – Даже не знаю, хватит ли у меня когда-нибудь силенок расстаться с ним.

Гормонотерапия и восстановительное лечение способны привести в порядок практически любую оболочку. После нескольких месяцев, проведенных в реабилитационном центре, Кор выглядит от силы лет на тридцать пять, хотя телу около пятидесяти. Его лицо тоже больше не принадлежит боксеру: на нем ни единого шрама. С тела удалили все отметины, которые могли бы повесить на нового хозяина проблемы прежнего владельца: шрамы, родинки, татуировки. Необычно и даже немного пугающе – видеть лицо без единого изъяна. Впрочем я уже привык, потому что в зеркале вижу такое же.

– Отличное тело, милый, – кивает мама. – Ну хоть кто-то в этой семье нормальное ест. Садитесь за стол.

– Как твоя новая оболочка, Крис? – подхватывает тему Кор. – По расплющенной узкоглазенькой не сильно скучаешь?

За столом воцаряется глубокая тишина. Родители переглядываются. Я откладываю вилку.

– Что ты сказал? – багровею я.

– А что я сказал? – щурится Кор. – Вообще-то я имел в виду твою предыдущую японскую задницу, которую размазало по склону горы. А ты что подумал?

– Парни, давайте сменим тему, – командует отец. – Где Пенгфей? Почему этот трудяга еще не за столом? Святые угодники, какой гусь, я срочно должен узнать, как он его приготовил…

– О да, гусь! – закатывает глаза мама. – Пенгфей пек его добрых четыре часа, и я чуть не умерла от этого аромата.

Они пытаются разрядить обстановку веселой болтовней, но я почти ничего не слышу. Я не свожу взгляда с Кора: я точно знаю, что он имел в виду. История с Катриной наверняка долетела и до его ушей.

– Мне нужно поговорить с тобой, – говорю я брату.

– После гуся! – грохочет басом отец.

– Мы закончим быстрее, чем вы разделаете его на куски, – успокаиваю их я, и мы с Кором выходим в холодный, заснеженный сад.

– Не кипятись, fra, сказал что сказал, – пожимает плечами Кор. – Конечно, я слышал про эту твою лабораторную мышку с Инсаньей на всю голову. В том, что она решила погулять по подоконнику, нет никакой твоей вины.

– Ее звали Кат-ри-на, – отвечаю я. – И знаешь что? Засунь себе в задницу свои формулировки.

– Еще чуть-чуть, и твоя реакция начнет занимать меня куда больше, чем психические отклонения влюбленных самок, – заявляет Кор.

Мне хватает секунды, чтобы впечатать его затылком в стену. Кор хватает меня за руку и выворачивает запястье:

– Эй-эй, полегче, братан. Не хочу запачкать кровью свою новую рубашку. Твоей кровью.

Я чувствую, что придется накладывать фиксирующую повязку на запястье. Я зол, как дьявол, но пытаюсь держать себя в руках. Хотя бы ради матери, которая последние три дня провела, стоя на лестнице и украшая дом.

– Фильтруй базар, Кор, и оставь мою девушку в покое.

– У тебя нет девушки, бро, – ухмыляется Кор.

Я мысленно посылаю его к чертям, сжимаю кулаки в карманах и направляюсь к дому, оставив брата позади.

– И все-таки! – говорит мне в спину Кор. – Какая жалость, что из-за выходки твоей бывшей ты теперь начисто лишен энтузиазма исследовать Инсанью. Я не знаю явления более загадочного. То, что любовь может выключать чувство голода и нарушать сон, – кого этим удивишь? То, что она может гасить инстинкт самосохранения, – это уже поинтересней, но, к сожалению, ты это уже доказал.

Я сжимаю зубы.

– Но я нашел кое-что еще, – подходит ко мне Кор. – Я наткнулся на свидетельства того, что любовь вызывает еще множество забавных отклонений, целое непаханое поле для экспериментов. Я покопался в прошлом этого боксеришки. И нашел любопытную деталь. Он поколачивал свою жену. Но она, эта Линда, не уходила от него. Нет, она могла уйти в любой момент, никто не держал ее прикованной к батарее. В средствах и поклонниках тоже не нуждалась: была востребованной фотомоделью. Шантажа тоже не было, я проверил. Но она не уходила! Это так заинтриговало меня, не описать словами. Ну представь, он бил ее! Он выбивал ей зубы, насиловал, оскорблял. Мои остаточные реакции не дадут соврать. Любой нормальный человек всадил бы ему нож в глазницу после первого же покушения! А эта чокнутая продолжала делить с ним одну крышу! Мистика?! Я вышел из реабилитации, отыскал ее (в