Анна была полностью сломлена. У куска мяса, пропущенного через мясорубку, и то было больше душевной стойкости и веры в лучшее, чем было у нее. По вечерам после уроков я готовила Анне ужин, читала и укладывала спать, как маленького ребенка. Она буквально на глазах становилась тоньше и бескровней. Ее пожирала сильнейшая депрессия.
Каждый день я клялась себе, что, если когда-нибудь живой и невредимый Феликс предстанет передо мной – я живого места на нем не оставлю.
Год близился к концу. О Феликсе ничего не было известно вот уже несколько месяцев. Отец намекнул мне, что неплохо бы взяться за немецкий язык, а потом, чем черт не шутит, поступить в университет в Германии. Одним словом, озадачил.
Я еще не представляла толком, чем бы мне хотелось заниматься в жизни, не хотела изучать немецкий, не хотела уезжать из любимого города. Однако, как ни крути, чувствовала острую потребность уехать поближе к отцу, быть рядом и увезти к нему Анну. Этот вихрь противоречий сводил меня с ума…
В остальном жизнь снова нащупала прежнее русло и теперь, капля за каплей, возвращалась в него. Казалось, еще день-два, и станет совсем легко. Однако это предвкушение было преждевременным…
Найти репетитора по немецкому не составило труда. Я просто открыла газету, пробежалась глазами по списку имен и вдруг увидела то, что надо. Имени было достаточно! Хельга Адольфовна! Человек с таким именем просто обязан был знать немецкий в совершенстве.
Интуиция не подвела. Хельга оказалась пожилой арийской дивой с тщательно уложенными седыми волосами и в свои шестьдесят с небольшим отличалась невероятной энергией и свежестью. Словно последние лет двадцать пролежала в криокамере. Ну или, по крайней мере, ежедневно пропускала по стаканчику эликсира молодости. Я даже представить не могла, что такие люди водятся в нашем запущенном городишке.
Как-то в субботу утром, за несколько дней до Нового года, я отправилась в гости к Хельге за очередной порцией зубодробительной германской лексики. Снег шел всю ночь, густо засыпал подоконники, а сад вообще превратился в заколдованный лес из сказок про Нарнию. В доме витал запах корицы и лимонных корок: Анна все утро пекла печенье, и я даже успела стянуть у нее несколько штучек перед отъездом.
Маршрутка до Маршала Жукова, и вот я на месте, звоню в дверь, стягивая на ходу куртку и вытряхивая мокрый снег из капюшона. Щелкнул замок, дверь беззвучно открылась, и я, постукивая каблуками, шагнула в полумрак гостиной. К моему удивлению, вместо Хельги передо мной стоял незнакомый рыжеволосый тип в красной толстовке. Я напряглась. В голове завертелся рой самых мрачных подозрений: разве у Хельги были родственники? разве этот тип годится ей в приятели? разве он похож на какого-нибудь сантехника или компьютерного мастера? Нет, нет и нет – вот ответы на все эти вопросы! Мне конец. Этот тип залез в квартиру, укокошил Хельгу, которая наверняка сейчас лежит где-нибудь в ванне с проломленным черепом, и вот теперь… МНЕ КОНЕЦ!
– К-кто вы?
Он прищурился, как будто не совсем расслышал мой вопрос, а в следующую секунду случилось то, что заставило меня покраснеть до корней волос.
– Ich hei?e Stefan[4], – начал он на чистейшем немецком языке. Он говорил так легко и быстро, что я едва успела разобрать: «Я внук Хельги. Ей нездоровилось в последнее время, и она решила, что провести новогодние каникулы в санатории – отличная идея. Мне жаль, что бабуля не успела предупредить тебя».
– Ага. Понятно, – промямлила я, мечтая сквозь землю провалиться. И желательно поглубже.
Он рассмеялся, с удовольствием наблюдая за моей реакцией и лицом, медленно превращающимся в красный помидор. И тут, когда глаза окончательно привыкли к полумраку гостиной, а сердце перестало бешено колотиться, я заметила, что он не намного старше меня, хотя значительно выше и заметно шире в плечах. Он чем-то смахивал на английского принца Гарри: румянец на щеках и насмешливые глаза. Клянусь, уже через три минуты после нашего знакомства я не могла понять, как меня угораздило принять его за грабителя.
– Лика, – представилась я. – Хельга Адольфовна – мой репетитор по немецкому.
– Я знаю, – сказал он, взял мою куртку и сунул ее в шкаф.
– А что с ней? Это серьезно? Я, наверно, тогда… пойду, – залепетала я, провожая взглядом одежду, только что скрывшуюся за лакированной дверцей.
– Да ничего серьезного. Я позанимаюсь с тобой, никаких проблем, – сказал он и повел меня в кабинет.
Я провела в гостях у Стефана целый день и даже не заметила, как стемнело. Он решил проводить меня до такси, когда я наконец собралась домой. А под козырьком подъезда неожиданно взял меня за руку и спросил:
– Что ты делаешь завтра?
Парней, с которыми я целовалась, можно было пересчитать на пальцах одной руки. И чаще всего их выбирала не я, а бутылочка, вертящаяся по кругу на школьных вечеринках, или рука ведущего в «кис-брысь-мяу». Эти поцелуи были ненастоящими, суррогатными, пластмассовыми. «Толик, или как тебя там, я тебя сейчас поцелую, только, бога ради, убери свой язык подальше», – вот что обычно жужжало в моей голове, когда малознакомое лицо наклонялось ко мне, обдавая запахом табака и мятной жвачки.
Но сейчас все мысли, как после взрыва, разнесло в стороны. Не осталось ничего, кроме чувства сладкой опьяняющей тревоги, словно я стояла на краю обрыва, смотрела вниз и знала, что еще мгновение – и я прыгну. Адреналин проникал в артерии, звуки улицы куда-то исчезли, мои пальцы переплелись с
