И вот тут до меня начало доходить. Так вот почему он так волнуется, вот почему он не собирался возвращаться, вот почему его сестра говорила, что он будет зол, как дьявол!
– Ты не можешь ответить мне взаимностью и все это время думал, как бы помягче сказать мне об этом? – наконец спросила я, чувствуя страшную слабость в теле.
– Нет, вовсе нет! – быстро заговорил он, хватая меня за руки и покрывая мои пальцы поцелуями.
– Феликс, я вижу твое напряжение. Полчаса назад ты целовал меня так, словно я была всем смыслом твоей жизни, но я знаю, что иногда целуют… из жалости.
– Из жалости? – переспросил он, замирая на месте. Я нервно сглотнула. В международном конкурсе невинных реплик, которые обязательно приводят к непредсказуемым последствиям, я бы точно одержала победу. Теперь в глазах Феликса полыхало какое-то странное выражение, значение которого я даже не бралась толковать. Так, должно быть, смотрит хищник на жертву, которую вот-вот…
О господи милосердный…
Феликс наклонился и рывком придвинул к себе столик, стоящий рядом, и в следующую секунду я оказалась в тисках его рук. Он поднял меня легко, как тряпичную куклу, и посадил на стол. Его рука скользнула по моему затылку, собрала волосы в хвост и потянула их вниз. Мой подбородок дернулся вверх, ему навстречу, – именно то, чего он хотел. Мне больно, но этот сорт боли мне еще не был знаком.
–
Феликс сжал ладонями мою голову, и его губы тут же стали выпрашивать у меня такой поцелуй, для какого у меня явно было маловато опыта. На пристань моей невинности обрушился шторм. Я замерла, сраженная этой пугающей, опытной чувственностью. Так меня еще никто никогда не целовал, еще никто не собирался оставить столько следов на моем лице, шее и ниже. Я обхватила его голову руками и прижалась к нему. Не так-то просто обнять его, сидя на столе, колени мешали мне, так что пришлось просто развести их в стороны и… его тело двинулось мне навстречу, а руки подтолкнули сзади. Я не представляла, что во мне столько мышц, что мои бедра, обхватившие его, могут быть такими сильными. Я откинула голову и старалась не слишком прижиматься к нему, – лишь бы только ему было удобно… делать со мной все, что ему вздумается. Только бы его ладони хватило пространства, чтобы нырнуть под мою футболку и накрыть мою грудь, ставшую вдруг такой плотной и чувствительной. Все что угодно, только бы он не останавливался. Его пальцы знали секретный шифр, который на раз-два вскрывал дверь в рай, и я не хотела, не могла мешать этим пальцам…
В моей голове больше не осталось мыслей – только гул пульсирующей крови и нарастающий звон. Нет, только не звон, только не сейчас… Мое сердце бьется внутри, как чокнутая птица. Его рот прикусывает тонкую кожу на моей шее, и я упираюсь руками в его грудь, слабо протестуя. Если он не сбавит темп, то меня снова выбросит.
– Феликс, пожалуйста… – зашептала я, пытаясь отстраниться.
– Феликс мертв. Мое имя Крис, – отрезал он, закрывая мне рот очередным поцелуем.
Его горячие руки нырнули под пояс моих джинсов и сжали ягодицы. Или меня сейчас выбросит, или я умру раньше от возбуждения. Я собралась умолять его, чтобы он остановился, но вместо этого вырвалось совсем, совсем другое:
– Кем бы ты ни был, я люблю тебя. И хочу любить вечно.
Он оторвался от меня и замер. Его затуманенные глаза блуждали по моему лицу, большой палец скользнул по моей губе, обвел подбородок, заправил за ухо выбившуюся прядь.
– А если вечность не принадлежит нам, Лика? – задыхаясь, спросил он. – Что, если однажды все… изменится, и я больше не смогу ответить тебе взаимностью?
Я нервно сглотнула, как больно слышать подобный вопрос после всего, что только что было, когда каждая нить моих нервов была готова стать подстилкой и лечь к его ногам. Нет! Ведь герои девичьих грез не задают таких вопросов, они сразу бросают к твоим ногам сердце и клянутся вечностью, о чем я наверно и мечтала все это время. Боже, каких усилий мне стоило не разреветься от осознания своей глупой наивности.
Но я соскребла остатки здравого смысла со стенок своей черепной коробки, собрала остатки гордости, воли, ума – что там еще осталось в моей пустой голове – и слепила из них ответ:
– Предлагаешь мне отказаться от путешествия к райским островам только потому, что оно однажды закончится?
В яблочко. Я попала в яблочко. Крис – отныне Крис, и только! – выглядел таким ошарашенным, как будто я вдруг заговорила на другом языке. На языке, на котором не говорят маленькие наивные девочки. Ведь им подавай всю вечность и ни секундой меньше!
– Иногда любовь проходит. Я знаю это, – кивнула я. – Тогда люди просто расстаются, находят кого-то другого и просто… шлют друг другу открытки на Рождество.
Я старалась быть сильной и убедительной, но на глаза все равно навернулись слезы. Я уронила руки, которыми все это время продолжала цепляться за него.
– Лика…
– Крис, что стоит между нами? Я явно ощущаю это, но ты не спешишь мне объяснить. Ты словно… не разрешаешь себе меня, пока не выяснишь что-то.
