использовали в качестве рупора, в качестве устройства, транслирующего их речи, но который, сообщая другим их судьбу, оставался в неведении относительно своей, даже более того — вообще не понимал, что с ним происходит, что это за сила раздирает ему рот и что это за голоса брызжут изнутри его тела, изнасилованного трансом.

Он настолько успокоился, думая об этом оракуле, словно бы нехотя предсказывающем ему более веселую судьбу, что даже последовал за другими, менее несчастными (как он полагал) людьми в их любви к живым дельфинам, реально существующим и скользким. Он посещал дельфинарий, он бросал им серебристых рыбок, он смотрел, как они скачут сквозь круг и вообще всячески стараются быть циркачами, не считая для себя унизительным дело развлечения человеческих детенышей, приходящих смотреть на них в своих пестрых гномических тужурках.

Он даже купил пластинку с записью дельфиньих голосов и часто слушал ее, думая о том, что судьба на самом деле — дело не менее поправимое, чем легкая болезнь — стоит сменить оракула, как ты уже сменил и судьбу. Он прочитал книгу Джона Лилли, морщинистого веселого американца с длинной узкой бородкой, очень увлеченного человека, который общался с дельфинами, лежа в специальном подводном гробу. Фамилия этого автора напоминала ему об одной девушке, которую он почти любил в молодости, а также о цветах, олицетворяющих невинность, запах которых он всегда ненавидел.

Чувствуя, как проступает легкий румянец на щеках его бледной доселе души, он прочитал и вторую книгу Лилли, посвященную воздействию ЛСД. Заинтересовавшись описанными в книге переживаниями, он решил раздобыть и попробовать ЛСД и вскоре осуществил свое намерение. Но вещество оказалось ему противопоказано, и через десять минут после приема препарата он умер.

Берег моря. Пустынный пляж. К морю подъезжает джип армии Израиля. За рулем девушка лет семнадцати в израильской военной форме, рядом с ней автомат «Узи». На смуглой щеке след от сажи. Девушка красивая, загорелая, с длинными кудрявыми волосами золотистого цвета. Смотрит на море. След от пуль на металле джипа. На кожаном сиденье следы крови. Девушка снимает с себя военную форму, бросая одежду на песок, отстегивает и бросает военный ремень, на котором висит боевой нож в специальных ножнах. Раздевшись донага, она заходит в море и плывет. Возвращается на пляж. Не одеваясь, подходит к джипу, достает сверток-рулон, запеленутый в белый шелк, извлекает большой израильский флаг на тонкой шелковой ткани. Далее девушка исполняет танец с израильским флагом. Картинка в духе Лени Риффеншталь. Красота сильных движений, развевающееся полотно флага со звездой Давида на фоне моря и неба. Звучит песня: «На большом воздушном шаре мандаринового цвета мы с тобой проводим это лето».

В возрасте 9-10 лет один бледный мальчик страдал чем-то вроде лунатизма (луна, впрочем, не играла в этом лунатизме никакой роли). В доме, где он жил, бурлила светская жизнь. Вечером родители дожидались, пока сын уснет, а потом уходили к друзьям. Примерно через час после их ухода ребенок просыпался. Слово «просыпался» следовало бы заключить в кавычки — он находился в сомнамбулическом состоянии. Прежде всего надо произнести слово «гул». Будто где-то рядом, за стеночкой, шумело многолюдное сборище и все там собравшиеся шушукались и галдели одновременно. Надо сказать, это было ощущение гнетущее, даже омерзительное. Гул наваливался на него, и он бродил в нем, как в лесу.

Завороженный гулом, он одевался, выходил из квартиры и, ничего в общем-то не соображая, точно приходил туда, где находились его родители. Все знали, что, когда в разгар веселья звенит дверной звонок, — это бледный мальчик. Как только он видел других людей и слышал их голоса, то немедленно возвращался в нормальное состояние. Гул исчезал, и, словно проснувшись во второй раз, он видел ласковые взгляды захмелевших взрослых, тянущиеся к нему сквозь нарядное стекло бокалов.