плечи. Не каждый может бегать с такой хренью за спиной, и оставалось только порадоваться, что я подходящей комплекции и силы для такого оружия.

Мост, скрежеща, продолжал медленно опускать центральную секцию. Из-за ее веса и габаритов для полного сбора конструкции требовалось больше двадцати минут, а значит, у нас еще есть немного времени до начала конца света. Потому что если нападавшие не дураки, они сделают все для того, чтобы конструкцию нельзя было развести.

– Фрэнк, – сказал я, – здесь мы ничего не высидим. Тем, кого зажали наверху, надо помочь. Ты мобилем умеешь управлять?

– Нет. Только конным экипажем и лодкой.

– Я умею, – сказал Демпси. – Что вы задумали?

– Сейчас я поменяю позицию, перебегу вон туда, чтобы не стрелять против ветра.

– Чего?.. – не понял жандарм.

– Мозги поищи, – посоветовал ему сержант. – Стрелять из огнемета против сильного ветра все равно что сходить против ветра по-малому. Только там ты просто обмочишь штаны, а здесь зажаришься на хрен, и твоя мамочка узнать тебя не…

– Короче, – перебил я его объяснения. – Я пущу струю им в смотровые щели, и если не убью, то, по крайней мере, заставлю их поволноваться и забыть о пулеметах на какое-то время. Когда выстрелю, ты, парень, бежишь в кабину, она пустая. Заводишь мотор и заставляешь эту штуку ехать.

– Куда ехать? – не понял Демпси.

– Вперед, – совершенно серьезно сказал я.

Они проследили за моим взглядом до металлической ограды, способной остановить пешехода от падения в пропасть, но не тяжелую машину, которая сметет эту преграду без проблем.

– Справишься? – спросил сержант.

– Легко. – Жандарм даже не сомневался в моем плане.

– А вы держите выход. Оттуда в любой момент может кто-то появиться. Стреляйте в любого, потому что, пока Демпси будет в кабине, он как заяц на освещенном лунами поле.

До нужной точки пришлось ползти, ругаясь про себя. Я был точно неуклюжая улитка с домиком на спине. Медленной и довольно уязвимой. Встав так, чтобы ветер дул мне в спину, я проверил зажигательный патрон и, направив раструб оружия на броневик, выпустил хорошую заряженную струю пламени, жгучего, точно конфедератский перец.

Огненный язык вылетел больше чем на тридцать ярдов, облизал цистерну, выжигая краску, ударил по смотровым щелям, проникая внутрь, поджег широкие задние колеса. Как только пламя перестало течь, Демпси побежал к броневику, а отряд сержанта – в противоположную сторону, обходя его по дуге так, чтобы видеть вход в командный пункт.

Я думал, что уже расправился с теми, кто был внутри цистерны, огонь туда, без всякого сомнения, проник и кого-то задел. Но не так, чтобы они стали покойниками. Заверещал пулемет, выпуская длинную очередь, но стрелок перенервничал, задрал ствол, и пули улетели куда-то влево, а затем в небо.

Как я уже говорил – огонь пугает людей.

Со второго этажа командного пункта выглянуло несколько человек, их было прекрасно видно из-за горевшего внутри света. Люди Фрэнка открыли по ним прицельный огонь, а Демпси тем временем запрыгнул в открытую кабину. Засвистела активируемая мотория, чихнул и сразу же заработал на больших оборотах двигатель, заревел точно зверь. Цистерна дернулась, остановилась, когда жандарм из-за спешки потянул не за тот рычаг, и вновь начала движение, все набирая скорость.

Наверху «броневика» распахнулся люк, показалась голова человека, пытавшегося выбраться наружу, а Демпси выскочил из кабины. Мобиль влетел в металлическое ограждение, снес его, точно игрушечное, на мгновение завис на краю, а затем ухнул вниз.

В далекую воду.

Я уже бежал к зданию, пыхтя как носорог в период гона. Большой вес делал меня неповоротливым и довольно неуклюжим, сверху стреляли, и я порадовался, когда оказался вместе с моими жандармами.

– Не лезь! – крикнул я тощему служителю порядка, пытавшемуся заскочить в коридор, и тот сметливо отшатнулся, открывая мне дорогу.

Кому я вру?

Чудовище, что спит во мне, любит жечь, а тень, что сейчас ворочается где-то в области горла, удовлетворенно ворчит, требуя новых жертв, подначивая «включить» настоящий ад, а не эту механическую жалкую насмешку человеческого гения.

Мой дар. Мой ингениум.

Как-то Кроуфорд сказал мне, что, если хочешь выжить и победить, нельзя сочувствовать тем, кто находится на той стороне. Никакой жалости. Никакого уважения. Никаких правил. Никакой честности. Никакой слабости. Никаких мыслей об их желаниях, мечтах, семьях, причинах, что заставили этих людей жаждать убить тебя. Забудь о том, что они такие же, как ты, хотят жить и чувствуют боль.

Просто убей.

А потом уже будешь думать обо всем этом. Ты. А не они, из-за того что ты замешкался и умер. Не дай своим противникам ощутить вину оттого, что