Мюр, оказавшаяся в шаге от того, что мечтала совершить много лет, старалась держаться решительно, но выглядела подавленной, чувствуя себя не так, как должен ощущать победитель. Я ее понимал. Не так она представляла революцию, переворот, торжество справедливости.

Наверное, в ее воображении все это было с флагами, с боем, громкими лозунгами, с Вилли и Пшеницей, с братом, с друзьями, когда кровавый диктатор, в ужасе от свершившегося возмездия, стреляется в своем кабинете, пока молодые, юные, жаждущие свободы сердца сражаются с последними солдатами, защищавшими зло, несправедливость и жестокость.

На деле же – бывшего властителя предали, точно так же, как предыдущего. И теперь им предстояло убить одинокого старика. Это куда как далеко от революционной романтики, на которой воспитано достаточно большое количество не самых плохих, но довольно наивных людей, чей единственный недостаток – молодость и неопытность в том, каким местом к человеку обычно повернута жизнь.

Уитфорд это тоже понимал.

– Миледи, нет ничего зазорного для юной девушки в том, чтобы не участвовать в событиях столь неприятных, даже если в них вершится правосудие.

– Я иду, – приняла она решение, считая его слова вызовом.

– Всем остальным остаться, пожалуйста.

Уитфорд, Мюр, один из плакальщиков и Маклиди распахнули двери, а затем закрыли их за собой, оставив немногочисленную свиту в коридоре. Ему не нужны были лишние свидетели того, что произойдет дальше. Я хотел пойти с ней, но второй плакальщик преградил мне дорогу, едва заметно покачав головой.

Пришлось подчиниться.

Выстрелов не было, во всяком случае, я ничего не услышал, но минут через пять дверь приоткрылась, и Маклиди поманил Йорки и меня, приглашая войти. В душной библиотеке было сильно накурено, следы дыма щекотали мне ноздри.

Уитфорд быстро и резко говорил по телефону, пистолет, из которого, как я полагаю, он стрелял, был брошен на стол. Тело Мергена лежало на полу, укрытое сдернутой с карниза темной шторой, я видел лишь подошвы его ботинок и не собирался рассматривать что-либо более внимательно.

Все мертвецы одинаковы и похожи друг на друга тем, что теперь они мертвы. Я повидал их достаточно на своем веку. В смерти мы все одинаковы. И трубочисты, и правители.

Плакальщик стоял в углу, ожидая распоряжений, а Мюр находилась на балконе с видом на Совиный канал и бесконечные крыши Бурса. Ее пальцы едва заметно дрожали, а дышала она так глубоко, что мне показалось, она никак не может набрать в легкие ледяного зимнего воздуха.

– Ты как?

– Ощущаю себя немного… гадко. Точно вся испачкалась в крови. Впрочем, так и есть. Испачкалась.

– Понимаю.

Она стремительно развернулась и направилась к Уитфорду, просившему телефонистку соединить ее с начальником авиаполосы в Арсенале и теперь ожидавшему ответа с того конца провода.

– Милорд, вы обещали.

Он кивнул:

– Да. Помню. Но на юге нам оказано неожиданно серьезное сопротивление. Команда лояльного Мергену эсминца перекрыла Рукав Матрэ. Береговые батареи в Садах Маджоре и на Белой Скале тоже не отвечают, бои идут на улицах Восточного и Холма. Я не могу сейчас отвлекаться на ваших людей, моя леди. Время дорого и, если до пяти утра у нас не получится подавить недовольных, все может очень затянуться. Я должен руководить этим, не отрываясь на мелочи.

– Вы обещали, Уилбур!

Он мгновение подумал, сказав в телефонную воронку:

– Ждите!! …Хорошо. Если вы столь настойчивы, не буду препираться по пустякам. Мистер Шелби, окажите мне услугу, пожалуйста. Миледи Уитфорд вам доверяет, не могли бы вы сходить и привести людей, которых она так жаждет видеть? Мои ребята покажут дорогу.

– Конечно. – Я не стал показывать настоящих эмоций на предложение, смысл которого был мне слишком откровенно ясен. – С удовольствием.

– Я тоже пойду, – сказала девушка.

– Нет, миледи. Пожалуйста, – попросил Уитфорд. – Во дворце, возможно, еще не совсем безопасно, и я не хочу рисковать вашей жизнью.

– Мне проводить, сэр? – спросил Маклиди.

– Нет. Ты мне нужен здесь. Пусть Йорки сделает.

– Как скажете, сэр.

Я улыбнулся Мюр, которая с тревогой хмурилась, скрестив руки на груди.

Йорки молча выслушал приказ, позвал с собой двоих парней. Один лысый, с тощей шеей и крысиным лицом, другой по глаза заросший бородой, с татуировкой на запястье, гласившей: «Сегодня свинья – завтра бекон».