задом по полу и, расправив крылья… сиганул в окно! Прямо через стол.
– Ну да, на фига нам дверь?.. – недовольно протянула я, глядя, как мой защитник, совершив удачную посадку на траве, встряхнулся и с громким лаем бросился крупными скачками в сторону пруда. Покачав головой, я потянулась было за пустой кружкой, но задержала руку: передо мной уже стояла небольшая кружечка, наполненная травяным отваром. Тепло улыбнувшись, я поблагодарила Оттику: – Спасибо вам. И за вчера тоже. Если бы не вы, я бы там, наверное, с голоду ухо Демона жевала бы.
– Не благодари, девочка, – привычно усмехнулась лератка, допивая свой чай. – Я ведь не господа, поболе их знаю, что на кухне творится. Им до слуг да рабов дел нету, а Къяра только и горазда, что всех шпынять.
– Ты, Оттика, чушь-то не городи, – покачала головой Маруна, плеснув себе ещё чаю из пузатого фарфорового заварника, казавшегося из-за своих размеров и абсолютно круглой формы чуть-чуть нелепым. – Молодой господин всегда делами нашими интересуется, что ни день, то заглянет и спросит, а не надо ли чаво? Вон и Карину, поди, не наказал, а сам явился выяснять, что здесь приключилось. Ведь так? Иль потом сказал чего?
– Да нет в общем-то. – Почесав нос, я зарделась невесть отчего.
И это, естественно, не укрылось от зорких глаз кухарки.
– То-то я и думаю: день белый ужо, а ты, девка, всё спишь и спишь! – прищурив глаза, расхохоталась повариха, колыхая громадным бюстом. – Видать, наказание по душе пришлось-то?
Впервые я почувствовала, как от стыда пылают даже уши. Вот ведь… Маруна!
– Ты не смущай девку-то, – добродушно хмыкнула Оттика, раскуривая свою вонючую трубку. – Тебя дела ихние не касаются. Лучше скажи, что господин велел передать?
– Ладно уж, кончай смущаться, как леди какая, – хохотнула Маруна и по-свойски ткнула меня локтем под рёбра. Я, правда, чуть на пол не слетела, но такие мелочи лератку не особо заботили. Продолжая хитро улыбаться, она сложила руки на внушительном животе, обтянутом коричневым передником поверх цветастого сарафана, и заговорила, глядя, как я пытаюсь скрыть смущение за активным поеданием сушек. – Господин-то добро дал, велел, чтоб я давала всё, что просить будешь. Я б и раньше не пожалела чего, уж больно глянулась ты мне. Да сама знаешь, Гаргалыга вечно нос свой суёт: аль что не так, вмиг визг поднимет. Мы-то привычные, а ну она на тебя и руку поднять решит? Заступиться, чай, не успеем, а нам молодой господин потом головы с плеч снимет. С разрешеньицем-то всё теперь спокойней будет.
Я согласно закивала.
Выпустив кольца дыма, которые вмиг уволокло в открытое окошко, Оттика прищурилась и насмешливо произнесла:
– Филюг-то наш вчера, как услышал, что ты блюда новые стряпать будешь да Маруну им учить, на радостях чуть целовать господина не кинулся. А после и вовсе вызвался помогать во всём. Он бы с вечера начал да за ночь всю картошку перечистил бы, насилу остановили.
Удивлённо вскинув брови, я повернулась в сторону лерата, сидевшего в углу и пытающегося не отсвечивать. Столкнувшись со мной взглядом, детина живо залился краской и с усилием принялся за прерванное занятие так, что очистки во все стороны полетели!
Торопливо погасив смешок, я вернулась к чаю и разговорам, чтобы не смущать бедного Филюга ещё больше. Итак, бедный, всё это время сидел и на мои голые коленки пялился.
– Ты коль стряпать-то собралась, чаи-то долго не гоняй, – заметила Маруна, мельком взглянув на высоко стоящее солнце. – Мы работу свою сделали, господа и леди аккурат сейчас отобедать изволили. Девки наши ещё часок бездельничать будут, опосля к ужину всё готовить придут. Лучшего времечка, чем сейчас, и не сыщешь.
– И то верно, – привычно ответив собеседнику на его же «языке», я опёрлась ладонями о столешницу, поднимаясь с табурета.
Маруна права, с какой стороны ни погляди… Тьфу. Вот что значит сила привычки! Я теперь после каждого общения с кухаркой и другими обитателями кухни деревенский говор из себя машинально извлекать буду. Тут-то меня все поймут (для чего, собственно, стиль речи и меняю), а если ляпну Аделиону что-нибудь такое? Или ещё хуже, кому-нибудь вроде той рыжей?.. Себе же боком выйдет.
Наказав самой себе впредь быть аккуратней в словесных излияниях, я выпросила у Маруны фартук и нужные продукты, пришла в неописуемый восторг при виде вполне привычной тёрки и принялась за самую нудную часть работы. Благо хоть здесь, за отсутствием кухонного комбайна, в процессе натирания картошки остаться без ногтей мне теперь не грозило – на алмазных коготках не оставалось ни царапины даже при особо резком шарканье о лезвия!
Настроение плавно поднималось, на кухне до сих пор было немноголюдно, свежий ветерок из окна приятно обдувал разгорячённую от процесса готовки и нагревающейся плиты кожу. Маруна зорко следила за моими действиями, периодически переспрашивая, что я и куда добавляю да зачем сливаю лишнюю жидкость из гадкого месива, которым ей показался сырой «фарш» для будущих драников.
Объяснив, я попросила отчаянно краснеющего Филюга перетащить получившийся огромный чан поближе к плите, проверила готовность сковородки и собиралась было приступить к обжариванию, но внезапно послышался громкий смех и входная дверь, та, что со стороны озера, открылась. Работники вернулись с обеда, и первые из них, оказавшиеся на поверку рыженькими двойняшками, с ходу уставились на мои ноги. Подняли взгляд выше, нервно сглотнули, подняли ещё выше – нарвались на грозно нахмурившуюся Маруну, упирающую руки в крутые бока. Переглянувшись, братья-поварята торопливо отступили и дали дёру, столкнувшись лбами, не сумев сразу определить очерёдность прохода в довольно широкие двери.