Ралина снова поднялась, обращаясь к Племени. От нее будто исходил свет.
Племя, не в силах сдержать радость, подхватило:
– Папоротник священный открыли они!
Ралина простерла вверх тонкие руки. Ночной ветерок покачивал деревья, мерцало в лучах полной луны платье Ралины, и Нику она казалась похожей на стройную молодую сосенку, что тянулась к ласковому лунному свету.
– Когда пробудила весна первое Племя и дни из темных стали светлыми и ясными, поняли люди, что за чудо даровало Солнце им и собакам. – Ралина порхнула к священным соснам, на ветвях которых покоились священные папоротники с широкими, сочными, будто посеребренными листьями. И стала напевать, лаская большой лист, как только что ласкала своего спутника.
Племя гудело, подхватив знакомые строки, но тут О’Брайен легонько толкнул Ника в бок и шепнул:
– Эй, глянь на щенка!
Ник увидел, что щенок проснулся и ковыляет прямо к нему! Волосы у Ника встали дыбом, радостная дрожь пробежала по телу, когда щенок приблизился к нему, сел прямо напротив и уставился в ожидании.
7
– Чтоб меня жуки съели! Да неужто он тебя выбирает? – прошептал О’Брайен.
Ник не шевелился, не отводя взгляда от умных янтарных щенячьих глаз, не отвечая О’Брайену, чтобы не развеять чары, не спугнуть волшебство.
– Эй, малыш! Я вернулся. – За спиной у Ника вдруг вырос Опекун; слегка пошатываясь, он тяжело опирался рукой о ствол. – Опять пора вниз?
С приходом Опекуна щенок перенес на свое внимание на него и, нетерпеливо помахивая хвостом, тихонько вякнул.
Ник глотнул воздуха, лишь теперь осознав, что все это время не дышал, стараясь не нарушить тишину. Взгляд его, больше не занятый щенком, невольно скользнул к другому краю площадки, где на почетном месте сидел отец. Сол наблюдал за сыном так внимательно, что позабыл следить за своим лицом, и Ник увидел, как оно отразило сменявшие друг друга чувства – ожидание, грусть, разочарование и наконец, в итоге, жалость.
Жгучий стыд пронзил Ника, и он поспешно отвернулся из страха, что все Племя смотрит на него глазами отца.
– Верно, малыш, зря я тебе разрешил столько пить на ночь, но ведь праздник же! – Опекун пошатывался и икал, от него разило зельем покрепче весеннего пива.
Стараясь не выдать своей досады, Ник кивнул и сказал:
– Да, он сюда только что пришел, явно искал тебя.
Опекун вздохнул, глядя на щенка мутным взором.
– Может, потерпишь, пока Ралина закончит сказ?
– Я его выведу, – неожиданно вызвался Ник.
– Стоит ли, Ник? Солнце давно село, – засомневался О’Брайен.
– Ну подумаешь, братец, идем облегчиться – только спустимся с площадки, и сразу обратно. Мы же не на пикник собрались! – возразил Ник.
– Верно! Ничего страшного. Совершенно ничего, – промямлил Опекун. – Щенок умница – самый смышленый и крупный во всем помете. В темноте он никогда не выходит из круга света факела.
– Может, я с тобой? – предложил О’Брайен.
Ник бегло оглядел его с головы до пят. О’Брайен осушал второй кувшин пива.
– Не нужно, – поспешно отозвался Ник. – Свожу его – и назад, успею еще послушать Ралину – как детей стали пеленать в листья папоротника.
Опекун дружески хлопнул Ника по плечу.
– Молодчина, Ник! А я тебе местечко погрею, пока ты ходишь туда-сюда. Отсюда-то лучше видно, чем из-за твоей спины! – Не дожидаясь ответа, он сел – скорее упал – на место Ника, едва тот поднялся.
– Конечно, – отозвался Ник и протянул Опекуну почти нетронутую кружку пива. – И кружку заодно для меня погреешь. – В ответ на смущенный взгляд Опекуна Ник с улыбкой добавил: – Да пей, не стесняйся!
– Ну, спасибо, Ник! Я всегда говорил, хороший ты парень, и неважно, есть ли у тебя спутник. Вот, держи на всякий случай. Знаешь ли, осторожность никогда не повредит. – Он протянул Нику заряженный арбалет.
– Стрела-то всего одна! – вскинулся О’Брайен.
– Хорошему стрелку довольно и одной, а Ник стрелок отменный. Малыш, иди с ним! – скомандовал Опекун щенку, указав на Ника.