Мы располагаемся на диване, как вполне обычные подростки. По нам и не скажешь, что мы собираемся смотреть видеозапись головоногого моллюска, незаконно скачанную через тайные каналы.

Джейсон включает ноутбук и открывает видео, а затем вырывает листок из блокнота, что-то на нем пишет и складывает его пополам. Немного помедлив, он дает листок мне.

Я раскрываю его и читаю:

Я { } тебя больше, чем [[[{{{ }}}]]].

Просто скобки, а в них ничего. Я поднимаю глаза на Джейсона, и он отворачивается.

– Ну, вот. Вот и все. Это мое письмо, – говорит он. – Если в нем когда-нибудь возникнет необходимость. Но ее не возникнет. – Спустя пару секунд он добавляет: – Ладно. С этим покончили.

Он легонько бьет мой кулак своим и после этого не убирает руку. Мы касаемся костяшками пальцев. Я чувствую, что краснею. С моей-то голубоватой кожей наверняка я приобрела лиловый оттенок.

Долгое время мы смотрим в темный экран. На нем виднеется что-то блестящее – приманка для кальмара.

Я думаю о том, что он написал.

Я хочу сказать: и я тебя.

Я хочу сказать: я знаю.

Я хочу сказать: я могу заполнить пропуски в твоих предложениях. Я могу заполнить пробелы между буквами. Я знаю твой язык. Это и мой язык.

Я хочу все это сказать.

Но я просто сижу, уставившись в экран и повторяя { } добрых полторы минуты, пока наши с Джейсоном пальцы переплетаются, как будто умеют двигаться независимо от нас.

На экране появляется гигантский кальмар. Он похож на созвездие, возникшее в ночном небе, где прежде не было ни одной звезды. Он расправляет щупальца, весь серебристый, извивающийся и пульсирующий, и проплывает прямо перед камерой. Он такой живой, такой невероятный и в то же время такой настоящий. Его глаза, его щупальца, его огромные размеры завораживают. До этого момента мы видели только мертвых или умирающих кальмаров, а этот предстает перед нами во всем своем великолепии.

Живой.

Мы не смотрим друг на друга.

Мы оба плачем. Это точно.

Он совсем рядом: его рука лежит рядом с моей, его коленка в джинсах касается моей; я чувствую запах лимонной цедры, с помощью которой он оттирает с рук ядовитые вещества, и запах мыла с древесным углем, с помощью которого он смывает их остатки; я чувствую запах карандашной стружки и графита. И все, что я могу сказать, – это ().

Его пальцы скользят вверх и вниз по моей ладони, а другая рука поглаживает мое запястье – и, и, и.

&,&,&.

!!!!

Я не в силах взглянуть на него.

После продолжительного молчания, когда гигантский кальмар уплывает обратно в свое царство, я заставляю себя заговорить:

– Хочешь узнать, какое я загадала желание?

Как будто он и так не знает. Мне кажется, он уже много лет загадывает то же, что и я. Мы оба всегда очень успешно притворяемся, будто ничуть не суеверны, но на самом деле это не так.

– В этом нет необходимости, – говорит он, глядя на меня с горькой улыбкой, и я вижу, что эта улыбка стоит ему немалых усилий.

– Аза, – говорит он, наклонившись ко мне. Я хочу прижаться к нему, правда хочу, и я уже совсем близко, и я не могу дышать, и я – это я, а он – это он, и мы лучшие друзья, и что все это значит? Ему меня жалко?

Нет, нет, это же Джейсон, и он в дюйме от меня. Он все еще плачет, и я тоже. Я придвигаюсь к нему, и он придвигается ко мне, и

за окном сверкает молния.

Белая, шипящая, заставляющая волосы на всем теле встать дыбом, с запахом озона, повергающая в трепет. Прямо на заднем дворе моего дома. Прямо за окном. Совсем близко. В десяти футах от нас.

От неожиданности мы тут же отскакиваем друг от друга.

АЗА, ревет свистящий голос. АЗА ПОРА ВЫХОДИ.