Надо мной с дурацким видом стоял Жмых с пистолетом. Совершенно статично – стреляй в него, как в мишень.

– Не стой! – задыхаясь, крикнул я. – Не стой, дурак, убьют!..

Он вздрогнул – как расколдовался – и ринулся в бой.

А бой переломился в нашу пользу. Мне только надо было угадать момент, когда следует броситься в контратаку, – я и угадал. А лучше сказать, этот момент сам нашел нас.

Противник психологически сломался. Паника – огонь, вспыхнет и напрочь выжжет мозг, люди потом себя не узнают. Мы все сделали точно и решительно. В рядах врага – смятение, потеря себя, потеря управления… и вот банда бросилась бежать.

– Сдаюсь! – проверещал тот же пацанский фальцет, и вслед за этим криком победно ударила знакомая уже длинноствольная очередь.

– Преследовать! – хрипло заорал я, вскочив. – И истреблять!..

Преследовать бегущего противника в густом лесу – дело малоперспективное, однако необходимое. Понятно, что кому-то удастся удрать. Но и уничтожить этих стервецов надо по максимуму, как сорняки на поле, чтобы как можно дольше не всходила дурная трава.

Две мысли бились во мне. Одна: «Потери?..» Я не видел сейчас своих, каждый действовал автономно, я слышал только выстрелы, вопли, треск сучьев… И вторая: «кто?!»

Нам пришли на помощь. Вернее – пришел. Союзник явно стремился создать впечатление большей численности – словно атакуют двое или трое. Но мне-то ясно было, что действует один! Отсюда и вопрос «кто?», естественным образом включающий в себя вопрос «почему?».

Команду «преследовать и истреблять!» мои бойцы восприняли именно так, как и надо было воспринять. Никто не понесся сдуру на километр или дальше. Отогнали метров на двести-триста, отстрелили кого смогли – и баста.

Я, перезарядив автомат, завалил двоих. Первый рухнул – и дух вон. Второй захрипел, задергался. Пальнув для острастки в убегающих, я склонился над раненым.

Сразу понял, что счет идет на минуты. По мутным, беспорядочно блуждающим глазам видно было, что мозг разрывается между реальностью и предсмертным бредом… и я без всяких сантиментов вынул увесистый НРС, сильным ударом вогнал клинок в подзатылочную ямку, перерубив позвоночный столб. Все!

В общем-то – акт гуманизма. Избавил умирающего от пяти-семи страшных минут агонии.

Я выпрямился, огляделся. Уловил взбудораженные, но деловые голоса. Бой кончен.

Вытерев лезвие охапкой палых листьев, я вбросил нож в ножны и двинулся обратно. Прошел метров сто, увидел мужчину, явно меня поджидавшего.

С первого взгляда видно, что это ладно скроенный, физически отлично развитый человек примерно моих лет. В камуфляже, полевой «разгрузке», держит наперевес автомат АК-105. И это, и осанка, и выражение лица без слов говорили, что передо мной профессиональный воин.

И мне как-то сразу стало с ним легко и свободно.

– Привет!

– Привет, – доброжелательно откликнулся он.

– Это ты – наше подкрепление?

– Ну а то кто же, – он засмеялся.

– Спасибо. Откуда взялся-то?

– Да так, – он все посмеивался. – Мимо проходил.

С юмором парень. Это хорошо.

Я хмыкнул, но в расспросы не пустился. Несолидно. Да и некогда. И он это понял вмиг. Я зашагал в сторону нашего мини-лагеря, он молча последовал за мной.

Первый, кого я встретил из наших, была Катя. Лицо тревожное, расстроенное. Сердце у меня екнуло: похоже, без потерь не обошлось.

– Кто?

Она сделала лишний вдох-выдох, прежде чем сказать:

– Леший.

Черт! Ну так и думал… Стоило человеку как-то приоткрыться, заинтересовать меня – возникла у меня мысль попытать еще Лешего насчет того… Анальгина, – и на тебе. Как нарочно. Был человек – и нет. Хотя, конечно… на войне как на войне.