трудности. И там уж пан или пропал. Помрем – ну, значит, судьба такая. Но если выдержим…

– Тут он совсем какую-то херню понес. Мы сидим, думаем: ну, точно псих. Глаза вылупил, слюнями брызгает. Был-то всегда тихий, как таракан, слова не вытянешь. А тут!..

Нечто зацепило меня в этом корявом рассказе, нечто такое, чего Леший высказать не мог, да, судя по всему, и не сознавал толком… Он поведал, что они с Гудроном не стали поднимать умника на смех, но что идею его считают дурацкой – это да, отрубили со всей пролетарской прямотой.

И я как-то очень ясно представил себе эту картину. Как осунулся, морально потух от такого ответа странный, непонятный человек, которого я едва помню, которого не знал и которого не узнаю никогда… Я вообще чем дальше, тем болезненнее переживал это – убийство мною этих двух людей. В них была тайна. И с их смертью она ушла навсегда. Ну, вроде бы, тайна и тайна, шут с ней… Да нет, что-то здесь такое важное, лично важное для меня, чего мне, боюсь, никогда уже не узнать. И потому, что этих людей уже нет, и потому, что наше время безжалостно гонит нас. Эти двое были всего лишь эпизодом в нашем странствии, на мне ответственность за жизнь других девятерых человек, и мусолить память я просто не могу. Пустое дело.

И я постарался вогнать мучительную повесть Лешего в финальную стадию:

– …Значит, он попросил вас, чтобы вы никому не говорили…

– Ну да, – Леший кивнул, вроде бы одобряя мою догадливость.

– …А сам ушел.

– Ну да.

– А вы молчали.

Я не спрашивал, говорил утвердительно.

– Ну, как-никак слово дали. Мы ж не бабы, не дешевки какие… Тем более ушел он и сгинул – ну и что тут скажешь? Помер, как говорится, Клим, да и хер с ним. И все.

И вновь я остро пережил это – «помер». И его безымянная женщина «померла». И теперь трупы их до костей обгложут крысы…

Я передернул плечами – в тоннеле и правда было прохладно, но я не из-за этого.

– Ладно! У кого еще что есть по теме?..

Ни у кого ничего не было.

– Тогда три минуты на похороны – и вперед.

Ниша, откуда бросилась на меня разъяренная фурия, оказалась крохотным чуланом. Тоже, видно, что-то вроде подсобки… Она и стала склепом. Тело женщины мы просто чуть подтянули вглубь, а труп мужчины проволокли по полу тоннеля и аккуратно уложили рядом с покойницей.

Я поймал себя на том, что даже мысленно избегаю употреблять дурацкую кличку «Анальгин»… но растекаться мыслью не стал.

– Все? – буднично спросил я.

– Все, – пропыхтел кто-то из парней, отдуваясь.

– Тогда пошли.

Вот и вся панихида.

Впереди, как всегда, шел Крот в ПНВ, помаргивая фонариком для нас, за ним – Чердак, потом я. Сразу за мной шагал Бандерас. Он вполголоса сказал мне в правое ухо:

– А мы назад этим же путем пойдем?

– Надо думать, – сухо ответил я. – А что?

– Да ведь что здесь будет-то, представляешь? Вонь-то какая!

Я буркнул:

– А кто бы их наверх вытаскивал? Ты?

Он замялся:

– Да нет, конечно…

– То-то и оно. Не о том думай.

Он чуть помолчал.

– Есть, шеф. Ты прав.

– Конечно, прав. Держи дистанцию. Как там сзади?

– Нормально!..

В целом нормально мы дошагали, докарабкались, доползли до выхода на поверхность. Умаялись, конечно. Вновь пришлось и корячиться в три погибели, и пролезать в вертикальные шахты, волоча и передавая друг другу громоздкое снаряжение. Но с учетом задержки, вызванной неожиданным боестолкновением, мы с поставленной задачей справились. Почти в полдень Крот вывел нас к канализационному люку, чью чугунную крышку мы отправили