знатные граждане? (8) Ты сам ограбил долопов108. Далее, я не хочу говорить, кого обвиняет царь Эвмен в том, что он, на возвратном пути из Рима в свое царство чуть не был умерщвлен в Дельфах на священном месте, пред алтарем, подобно жертвенному животному. (9) О каких твоих тайных злодеяниях говорит брундизийский друг109, тебе, я наверное знаю, сообщено письменно из Рима и рассказано твоими послами. (10) Одним только способом ты мог бы избежать того, чтобы я не говорил этого, – не спрашивая, по какой причине переправлены войска в Македонию или почему мы посылаем гарнизоны в города наших союзников. Но так как ты спрашиваешь, то молчание наше было бы более оскорбительно, чем правдивый ответ. (11) Со своей стороны я, во имя дружбы наших отцов, готов благожелательно выслушать твою речь и желаю, чтобы ты своим ответом дал мне хотя какое-нибудь основание защищать тебя пред сенатом».

41. (1) На это царь отвечал: «Дело мое было бы право, если бы оно разбиралось справедливыми судьями; но мне предстоит вести его пред лицом обвинителей, которые в то же время являются и судьями. (2) Из всех обвинений, выставленных против меня, одни такого рода, что я, пожалуй, могу гордиться ими, в других я, не краснея, сознаюсь, третьи – как голословно предъявленные – могут быть опровергнуты голословным же отрицанием. (3) И действительно, если бы я ныне на основании ваших законов предстал пред вами в качестве подсудимого, то в чем именно могли бы упрекнуть меня брундизийский доносчик или Эвмен без того, чтобы не оказаться при этом скорее клеветниками, чем справедливыми обвинителями? (4) Разумеется, ни Эвмен, неприятный столь многим по своим общественным и частным сношениям, ни в ком другом не имел врага, как только во мне, ни я не мог найти более подходящего помощника для преступных услуг, чем Раммия, которого я никогда до того времени не видал и вряд ли хотел увидеть. (5) Я обязан также дать отчет о фиванских послах, которые, как известно, погибли во время кораблекрушения, и об умерщвлении Арфетавра, причем в последнем случае меня обвиняют лишь в том, что его убийцы ушли в изгнание в мое государство. (6) Против несправедливости такого обвинения я готов не протестовать лишь в том случае, если и вы признаете себя подстрекателями к преступлениям, за которые осуждены все изгнанники, какие только нашли себе убежище в Италии или в Риме. (7) Если же вы и все другие народы не согласитесь с этим, то и я присоединюсь к прочим. Да и в самом деле, что за польза отправлять кого-нибудь в изгнание, раз изгнанник нигде не найдет убежища? (8) Несмотря на это, лишь только вы напомнили мне о пребывании в Македонии убийц Арфетавра, я велел отыскать их и удалить из царства, навсегда воспретив им вступать в мои владения. (9) И это ставится мне в упрек, как подсудимому, который должен оправдываться; другие же обвинения, выставленные против меня как царя, а также обвинения в нарушении существующего между нами договора требуют еще разъяснения. (10) Именно, если в договоре сказано, что мне не разрешается защищать себя и государство даже в том случае, если кто-либо нападет на меня, то я должен сознаться в нарушении договора, так как я с оружием в руках защищался против Абрупола, союзника римского народа; (11) если же такая защита разрешена была договором и если международным правом установлено отражать вооруженное нападение оружием, то что же наконец мне следовало делать, когда Абрупол опустошил границы моего государства до Амфиполя, увел в плен большое число свободных людей и невольников и угнал много тысяч голов скота? (12) Неужели я должен был сидеть сложа руки и терпеть, пока он с оружием в руках вторгнется в Пеллу и в мой дворец? Но, возразят мне, я вел с ними законную войну, только не следовало побеждать его и затем не подобало ему подвергаться и участи, какая обыкновенно выпадает на долю побежденных. Если испытал эту участь я, подвергшийся нападению, то как может жаловаться на это виновник войны? (13) Равным образом я не буду оправдываться и в том, римляне, что оружием наказал долопов, так как если я поступил и не по заслугам их, то все же по праву: будучи отданы моему отцу по вашему решению, они принадлежали моему государству и находились в моей власти. (14) А если бы мне и следовало оправдываться в этом, то ни вы, ни союзники, ни даже те, которые вообще не одобряют жестоких и несправедливых мер, хотя бы относительно невольников, не могут считать, что моя жестокость с долопами превысила справедливость, так как они до такой степени бесчеловечно убили Эвфранора, поставленного мною начальником над ними, что самая смерть была для него наиболее легким из страданий.

42. (1) А так как я оттуда двинулся далее, чтобы побывать в Ларисе, Антронах и Птелеоне, то, находясь вблизи Дельф, отправился в этот город с намерением принести жертву и выполнить давно уже данные обеты. (2) Чтобы усилить обвинение против меня, прибавляют, что я явился туда с войском; разумеется, для того чтобы овладевать городами и вводить гарнизоны в кремли, как я теперь жалуюсь на такой образ действий с вашей стороны. (3) Созовите на совет те греческие государства, через которые я шел, и если кто-нибудь из них пожалуется на какую-либо несправедливость со стороны какого-нибудь моего воина, то я не стану протестовать против предположения, будто я, под предлогом жертвоприношения, имел другое намерение. (4) Далее, мы послали подкрепления этолийцам и византийцам, а с беотийцами заключили дружественный союз. Как бы то ни было, но об этом я не только сообщал через моих послов, но даже неоднократно получал за подобные поступки прощение от вашего сената, где моими судьями были некоторые и не такие справедливые люди, как ты, Квинт Марций, в котором я встретил унаследованного от отца друга и знакомого. (5) Но в это время не прибыл еще в Рим обвинитель Эвмен, с целью своею клеветою и извращением истины бросить тень подозрения и возбудить ненависть против меня, а также попытаться убедить вас в том, что, пока будет существовать Македония, Греция не может пользоваться дарованной вами свободой. (6) Явление это будет повторяться: вскоре найдется кто-нибудь такой, кто станет доказывать, что напрасно оттеснили Антиоха по ту сторону горного хребта Тавра и что гораздо опаснее Антиоха оказался для Азии Эвмен; ваши союзники не могут успокоиться, пока столица его находится в Пергаме; это кремль, сооруженный над столицами соседних государств. (7) Я уверен, Квинт Марций и Авл Атилий, что поставленное вами мне на вид или сказанное мною в свое оправдание будет понято соответственно настроению слушателей, и не столько важно то, что и с каким намерением я сделал, сколько то, как вы посмотрите на все случившееся. (8) Я сознаю, что заведомо я ни в чем не провинился, а если и погрешил в чем-либо по необдуманности, то все это легко можно исправить и загладить теперь, после ваших указаний. (9) По крайней мере я не совершил ничего непоправимого и вообще ничего такого, за что следовало бы мстить мне войною, или без основания распространена между народами слава о вашей снисходительности и вашей серьезности, если вы беретесь за оружие и идете войной против союзных царей из-за таких причин, которые едва ли заслуживают жалобы и обвинения».

43. (1) Речь эта была выслушана с одобрением, и Марций предложил направить в Рим послов. Так как признавал необходимость испробовать все до единого средства, не упуская ни малейшей надежды на благоприятный исход дела, конец беседы прошел в обсуждении того, каким образом обеспечить послам безопасность в пути. (2) Было очевидно, что для этой цели необходимо просить перемирия, и хотя Марций желал этого и, затевая переговоры, только этого и добивался, на просьбу царя он согласился с трудом и лишь в виде большого одолжения. (3) А ведь римляне тогда не подготовились еще как следует к войне, не было у них под рукой ничего – ни войска, ни полководца, тогда как Персей был полностью снаряжен и подготовлен и, если бы не ослепила его ни на чем не основанная надежда на мир, при полной своей боевой готовности легко мог бы открыть военные действия в удобное для себя и неблагоприятное для противника время.

(4) После этих переговоров, заручившись обещанием, что состоится перемирие, римские послы тотчас направились в Беотию. (5) Там уже начались волнения, так как некоторые из союзных народов, едва услышав о намерении римских послов выяснить, каким отдельным городам не нравилось заключение союза с царем, отказались от участия в общем собрании беотийцев. (6) Еще в пути римлян перехватили сначала херонейские, потом фиванские послы, утверждавшие, что их города не принимали участия в собрании, на котором был заключен тот союз с царем. Римляне, не дав никакого ответа на месте, предложили им следовать за собой в Халкиду. (7) Раздоры иного рода породили большое напряжение в Фивах. Партия беотийцев, потерпевшая неудачу на собрании на выборах беотарха110, мстя за нанесенную обиду, собрала большую толпу народа и вынесла постановление – не принимать беотархов в города. (8) Все изгнанники удалились в Феспии, где их приняли без колебания; затем, с переменой общего настроения, их снова призвали в Фивы, и там они издали постановление о том, что двенадцать человек, которые, будучи частными лицами, созвали народное собрание, должны быть наказаны изгнанием. (9) После этого новый претор, а именно Исмений, человек знатный и влиятельный, провел постановление, заочно приговаривавшее их к смертной казни. Осужденные бежали в Халкиду; оттуда они направились к римлянам в Ларису и здесь выставили Исмения главным