консулов со всем римским войском в Самний, чтобы вновь восстать, пока римские силы отвлечены?

(4) Посольства от союзников, которые претор Марк Атилий ввел в сенат, жаловались на соседей- этрусков, сжигавших и разорявших их поля за отказ отложиться от римского народа (5), и умоляли отцов- сенаторов о защите от насилия и обид, чинимых врагом. Послам отвечали, что сенат позаботится, чтобы союзникам не пришлось жалеть о своей верности, и этрусков в скором времени ждет участь самнитов. (6) И все-таки этрусская война оттянулась бы надолго, если б не известие о том, что уже и фалиски, многие годы дружественные Риму, вместе с этрусками тоже взялись за оружие. (7) Народ этот жил поблизости, так что отцы сенаторы встревожились и постановили отправить фециалов с требованием возмещения; его не последовало, и тогда с одобрения сената и по воле народа фалискам объявили войну, (8) а консулам было приказано решить жребием, кому из них вести войско из Самния в Этрурию.

(9) Карвилий уже отнял у самнитов Велию, Палумбин и Геркуланум, причем Велию всего за несколько дней, а Палумбин – сразу же, как подошел к стенам. (10) При Геркулануме было даже дано сражение, шедшее с переменным успехом и с потерями большими, чем у противника; тогда, разбивши лагерь, консул запер врага за городскими укреплениями, и после осады крепость была взята. (11) В трех этих городах было взято в плен или убито около десяти тысяч человек, причем пленных было чуть больше, чем убитых. Карвилию и выпал жребий воевать в Этрурии, как того и хотелось его воинам, которым уже невмочь было терпеть холода в Самнии.

(12) У Сепина Папирий встретил сопротивление более сильного противника. Пришлось не раз биться и в строю, и в походе, и под стенами города, отражая вражеские вылазки. Это была даже не осада, а война на равных, ибо самниты не столько прятались за укреплениями, сколько сами с оружием в руках защищали стены города. (13) И все-таки консул принудил неприятеля сесть в осаду, а затем силой и хитростью взял город. (14) В захваченном городе разозленные римляне учинили необычайно жестокую резню: перебито было семь тысяч четыреста человек, а в плен взяли чуть меньше трех тысяч. Добыча, особенно богатая, оттого что самниты сосредоточили свое имущество в немногих городах, была отдана воинам.

46. (1) Все уже было покрыто снегом, и дольше оставаться без крова было невозможно, поэтому консул вывел войско из Самния. (2) По прибытии в Рим ему единодушно предоставили триумф. Он отпраздновал его, еще оставаясь в должности, с обычной в ту пору пышностью. (3) Пешие шли, а конные ехали сквозь толпу в пожалованных им уборах, видно было множество венков за спасение граждан, за захват лагеря134 или городских стен. (4) Народ глядел на доспехи самнитов и сравнивал их с красотой и пышностью тех доспехов, которые добыл отец консула135, – их все знали, так как ими часто украшались общественные места. Вели также некоторых знатных пленников, прославленных своими подвигами и подвигами отцов. (5) Провезли медные монеты старой чеканки136 – два миллиона пятьсот тридцать три тысячи фунтов, – говорили, что эта медь была выручена от продажи пленных; серебра, захваченного в городах, было весом тысяча восемьсот тридцать фунтов. Всю медь и все серебро положили в казну, а воинам из этой добычи ничего не досталось. (6) Еще больше возмутило простой народ, что при этом даже на жалованье воинам взимался налог, тогда как, откажись консул от славы внести в казну деньги, вырученные за пленных, он мог бы и одарить воинов из добычи, и за военную службу выдать им жалованье. (7) Еще Папирий освятил храм Квирину. Ни у кого из древних писателей я не читал, чтобы он давал о том обет в разгар битвы, да и, право же, он не мог бы, возвести его за столь короткое время. Это был храм, о котором обет дал его отец в бытность свою диктатором137, сын же, будучи консулом, освятил его и украсил вражескими доспехами, (8) которых было столько, что не только убрали ими храм и форум, но даже уделили часть их союзникам и соседним поселениям для украшения храмов и общественных мест. (9) После триумфа консул повел свое войско зимовать в весцийские земли, так как эта область была под ударом самнитов.

(10) Тем временем в Этрурии консул Карвилий, задумав напасть прежде всего на Троил, договорился с четырьмястами семьюдесятью богатейшими его жителями, что за огромный выкуп им позволят уйти оттуда, (11) а отпустив их, силой захватил остальное население и саму крепость. Потом он завоевал еще пять укреплений, защищенных труднодоступной местностью. (12) Там было уничтожено две тысячи четыреста неприятелей и взято в плен менее двух тысяч. А фалискам на их просьбы о мире консул дал лишь перемирие на год при условии уплаты ему ста тысяч медью старой чеканки и годового жалованья войску. (13) Покончив с этим, он ушел, чтобы справить триумф; над самнитами триумф его был не столь славен, как у товарища, однако сравнялся с ним, когда добавились победы в Этрурии. (14) Карвилий внес в казну триста восемьдесят тысяч медных монет старой чеканки, а оставшиеся деньги из своей доли добычи вложил в возведение храма Счастливого Случая138 рядом с храмом этой богини, освященным царем Туллием. (15) Воинам из добычи он раздал по сто два медных асса и по столько же центурионам и всадникам, и эта щедрость при скупости его товарища принята была с тем большей благодарностью. (16) Покровительство консула защитило от народа консульского легата Луция Постумия: народный трибун Марк Скаптий привлек было его к суду, но от суда он ушел, как говорит молва, сделавшись легатом; так что грозить ему было легче, чем довести дело до конца.

47. (1) По прошествии года [292 г.] новые народные трибуны вступили в должность; но из-за ошибки, допущенной при их избрании, через пять дней пришлось заменить их другими. (2) В тот год цензоры Публий Корнелий Арвина и Гай Марций Рутул совершили ценз и очистительное жертвоприношение; в списки были занесены двести шестьдесят две тысячи триста двадцать один человек. Цензоры эти были двадцать шестыми после первой пары, а очищение – девятнадцатым. (3) В этом же году те, кто получил венки за подвиги на войне, впервые смотрели Римские игры, сидя в этих венках, и тогда же впервые переняли греческий обычай вручать победителям пальмовую ветвь139. (4) В том же году курульные эдилы, устроившие эти игры, на деньги, полученные с нескольких осужденных скотовладельцев140, вымостили дорогу от Марсова камня до города Бовиллы.

(5) Консульские выборы вел Луций Папирий; он провозгласил консулом Квинта Фабия Гургита, сына Максима, и Деция Юния Брута Сцеву. Сам Папирий стал претором.

(6) Сколько бы радостей ни принес тот год, едва ли ее достало для утешения во время мора, косившего и горожан и сельских жителей; несчастье походило уже на небесную кару, и тогда обратились к книгам141 – узнать, какой исход и какое избавление от этой напасти посылают боги. (7) В книгах открыли, что из Эпидавра нужно доставить в Рим Эскулапа142. Однако в тот год консулы были заняты войною и потому ничего не могли для этого сделать, кроме как устроить однодневное молебствие Эскулапу.

1. (1) Нижеследующую часть моего труда я могу начать теми же словами, которые многие писатели предпосылали целым сочинениям: я приступаю к описанию самой замечательной из войн всех времен1 – войны карфагенян под начальством Ганнибала с римским народом2. (2) Никогда еще не сражались между собою более могущественные государства и народы, никогда сражающиеся не стояли на более высокой ступени развития своих сил и своего могущества. Не могли они пускать в ход неведомые противникам приемы военного искусства, так как обе стороны познакомились одна с другой в Первую Пуническую войну3; а до какой степени было изменчиво счастье войны и непостоянен исход сражений, видно уже из того, что гибель была наиболее близка именно к тем, которые вышли победителями4. (3) Но ненависть, с которой они сражались, была едва ли не выше самих сил: римляне были возмущены дерзостью побежденных, по собственному почину подымавших оружие против победителей; пунийцы – надменностью и жадностью, с которой победители, по их мнению, злоупотребляли свой властью над побежденными, (4) Рассказывают даже, что когда Гамилькар5, окончив Африканскую войну6, собирался переправить войско в Испанию7 и приносил по этому случаю жертву богам, то его девятилетний сын Ганнибал, по-детски ласкаясь, стал просить отца взять его с собой; тогда, говорят, Гамилькар велел ему подойти к жертвеннику и, коснувшись его рукой, произнести клятву, что он будет врагом римского народа, как только это ему дозволит возраст8.

(5) Гордую душу Газдрубала терзала мысль о потере Сицилии и Сардинии: карфагеняне, полагал он, уж