– Я так понимаю, – как-то мягко и устало проговорил он, – что в своём мире у тебя там приют для престарелых и бездомных людей и потерявшихся животных? – Я молчала, и он вздохнул. – Ну, конечно же, нет. Об этом прекрасном принципе, как правило, все вспоминают только, когда самих припечёт. Вот тогда и начинаются вопли, что все им должны. И чем меньше человек сам думает об окружающих, тем громче вопли. Увидимся через пару часов, Леся.

– Стой! – поймала я его на выходе. – Но тебе же от меня кое-что нужно!

– Это для меня не вопрос жизни и смерти, – пожал плечами Фар. – В отличие от тебя.

Он ушёл, а я честно пыталась ещё поспать, но не очень-то успешно. Мне было обидно. Как будто бы он мне сказал, что я – плохой человек, раз не держу приюта для котяток и дом престарелых. Но ведь это не так! Я помогаю… когда могу. Ну, иногда. Но ведь это нормально! Промучившись и проворочавшись ещё пару часов, я вынуждена была признать, что Фар действительно совершенно ничего мне не должен. Вот разве что фиолетовый… Ну ладно, ладно, никто мне ничего не должен, даже несмотря на то, что я не плохой человек. Грустно, конечно, но что делать.

– Леся, – негромко сказал Фар вечером, когда мы сидели у костра. – Ты дашь мне завтра утром немного своей крови?

– Невтерпёж? – не удержалась я, впрочем, тон выбрала миролюбивый и, надеюсь, не испуганный. – Зудит всемогущества отведать?

Вот только вроде утром заключили перемирие, я покаялась, Фар сделал вид, что поверил, хотя и буркнул что-то типа “Почему у меня такое впечатление, что ты всё равно планируешь забраться мне на шею? Только раз наскоком не получилось, то уговариваешь меня наклониться?”, я даже начала делать какие-то упражнения – всякий бред типа “закрой глаза и увидь”, нет, не представь, а именно увидь такую вот картинку – и тут вот на тебе…

– Ага, – сказал Фар. Но потом всё же пояснил. – Завтра мы пойдём через долину, там удобное место для нападения, так что усиленные способности не помешают.

– А зачем тогда мы там пойдём? – не могла я не спросить.

– Если делать крюк, то это очень долго, а нам надо вернуться не позднее, чем через три дня.

– Или что?

– Или придётся ждать свадьбы целый год, что крайне нежелательно.

– Потому что принцессу умыкнут?

Фар кивнул:

– Или сама сбежит. Как-то странно она себя ведёт.

– Ладно, – решила проявить добрую волю. И воспользоваться случаем заодно. А что, такой шанс! – Дам, если покажешь лицо. Я кому попало крови не отливаю!

– Ладно, – тоже неожиданно согласился Фар и даже не потребовал никаких ответных демонстраций, впрочем, без черпачка дёгтя не обошлось. – Только не вздумай влюбляться, это всё испортит!

Взял меня за руку, и никак не собиравшиеся до этого в картинку черты сложились, наконец, в уже знакомое мне лицо.

Я окинула внимательным взглядом само лицо, казавшиеся чёрными, но я-то помнила, что они фиолетовые, заплетённые в косу волосы, застывшие в немного насмешливой полуулыбке губы и полным достоинства голосом, хотя сердце и забилось быстрее, сказала:

– Тебе совершенно не о чем волноваться!

Готова поклясться, он ждал другой реакции. Как минимум, изумления, возможно, шквал вопросов…

– Ты знала! – как-то не очень добро прищурились фиолетовые глаза. – Откуда?

– Я же говорила, я – умная, – улыбнулась так нежно, как только смогла. – И смотри, сам в меня не влюбись!

– Я, – одна бровь надменно поднялась, – уже давно вырос из этих подростковых глупостей.

Вот дурачок-то, подумала я. И не удержалась – погладила его по щеке.

– Леся! – ох, сколько укоризны.

– Не переживай, – сказала я ему. – Мне не понравилось. Слишком… гладко. Да.

И погладила ещё. Осуждающе наклонил голову, но не увернулся. И отпускать мою вторую руку тоже не спешил.

– Это чтобы убедиться, – пояснила ему.

– Убедилась?

– Ага. Совершенно не в кайф, – сильно-сильно покривила я душой и вздохнула – он отпустил-таки мою руку и снова стал безликим и незаметным. Нет,