– Плутон: по-моему, ему одиноко.

– Я бы еще терпела, если бы она ела как следует, – продолжала свое мать Джин-Хо. – Но мне кажется, ее настолько удовлетворяет соска, что она не чувствует потребности в пище. Это такое разочарование – когда ребенок отказывается есть! Я готовлю только здоровую еду, цельнозерновую, молоко от коров на свободном выпасе, органика, а она просто… пренебрегает мной!

Дедушка Джин-Хо наклонился и вытащил из-под стула свою дождевую шляпу. Поднимаясь, он произнес:

– Я тебе одно скажу напоследок, Битси. Видела ты хоть одного подростка с соской? Сама подумай.

– Да! Да! – вмешалась Джин-Хо. – Я видела!

– Ты видела?

– Девочки из Вестерн-Хай, – пояснила Джин-Хо. – Некоторые носят на цепочке золотые соски.

– Большое спасибо, что сообщила нам это, – ответил дедушка. – Но ты же меня понимаешь, Битси. Раньше или позже Шу-Мэй сама откажется от соски.

И он ушел так поспешно, словно боялся услышать, что скажет ему на это мама Джин-Хо.

Раньше дедушка Джин-Хо так часто не приезжал, но после того как Мариам передумала, он стал заглядывать чуть ли не каждый день и все разговаривал, разговаривал, разговаривал с мамой Джин-Хо, сначала о политике, потом об уроках, которые он давал как волонтер, и о телепрограмме, которую он смотрел, но не успеешь оглянуться – и снова он говорит о Мариам:

– Иногда я возвращаюсь домой, после того как почту заберу или еще куда выйду, и в ту секунду, перед тем как свернуть к дому, я думаю: а вдруг она ждет меня? Стоит на крыльце и ждет, чтобы сказать, как ей жаль, она сама не знает, что на нее нашло, и просит ее простить, и когда я сворачиваю за угол, я смотрю под ноги, чтобы она не поняла, как я сам ее жду. Немножко неловко, ведь она, должно быть, наблюдает за мной, и я чувствую, что походка у меня делается не вполне естественной. Хочу напустить на себя небрежный вид, но не чересчур, ты же понимаешь. Не так, чтобы она подумала, будто у меня легко на душе, – она должна понимать, как она меня ранила.

Когда он пускался в такие рассуждения, мама Джин-Хо похлопывала его по руке или испускала низкий бормочущий звук, но все немного торопливо, словно ей не терпелось с этим покончить. Потом она принималась бранить Мариам:

– С чего ты вообще обратил на нее внимание, папа… с чего ты ею заинтересовался, честное слово, в голове не укладывается. Она того не стоит. Она злая! О, я бы не стала ее винить, если бы она просто поблагодарила и отказала. В конце концов, вы всего несколько месяцев встречались. К тому же многие женщины в таком возрасте просто не решаются вступить во второй брак из-за страховки покойного мужа, или пенсии, или еще чего-то. Да и ты не так уж разумно поступил, обрушив все это на нее, согласись. Без предупреждения, вот так, публично. И все же ей следовало сразу все прояснить – она могла тактично отклонить предложение, свести на нет. А она сказала тебе «да». И мы все праздновали! Сколько тостов! Джин-Хо и Сьюзен уже принялись высчитывать, кем они друг другу будут приходиться. И вдруг – ах! Раз – и бах! Она тебя выгнала.

– Ну не то чтобы выгнала…

– Видеться-то почему нельзя было по-прежнему? Вы же могли и дальше встречаться. Почему непременно все или ничего?

– Ну, честно говоря, – отвечал дедушка Джин-Хо, – думаю, это уж скорее было мое решение.

– Я с самого начала знала, что она очень холодная. Теперь-то, когда все кончено, я могу это сказать. Холодная и эгоистичная! – припечатывала мама Джин-Хо.

– Лапонька, она всего лишь оберегает свои границы.

– Если она такая любительница границ, зачем вообще эмигрировала?

– Битси, ты себя слышишь? Ты еще скажи – пусть любит эту страну или уезжает к себе.

– Я не о странах. Я говорю о фундаментальном… изъяне характера.

Джин-Хо опасалась, как бы дедушка не обиделся на маму, что же та все ругает Мариам. Но дедушка приезжал снова и снова. Наверное, его все устраивало.

Когда Шу-Мэй проснулась после дневного сна, мама взяла их обеих в магазин за продуктами – и никаких сосок. Шу-Мэй рыдала всю дорогу. Она и в магазине плакала, но мама Джин-Хо дала ей банан, и это немного помогло. Она все-таки всхлипывала, но от банана кусочек откусила. На обратном пути, когда она снова заплакала, мама Джин-Хо сделала вид, что ничего не слышит, и принялась обсуждать будущую вечеринку:

– Я купила цветной сахар, шоколадный сироп и эти маленькие серебряные драже… мне кажется, лучше много пирожных, чем один большой торт, согласна?

– Мммм! – отвечала Джин-Хо, затыкая пальцами уши.

Как только они добрались домой, Шу-Мэй нарыла соску под батареей в холле и отправилась дуться в комнату с телевизором.

Во вторник, когда мама одноклассницы высадила Джин-Хо у дома, Джин-Хо обнаружила маму на крыльце, в большом толстом ирландском свитере.

– Что ты тут делаешь? – спросила Джин-Хо.

– Жду тебя, конечно же, – ответила мама.