– Сядь, Мари-джан! Сядь! – попросила Сьюзен.

Джин-Хо подхватила:

– Пожалуйста, пожалуйста.

Они тянули ее за руки и хихикали. Мариам немного смутилась, что неудивительно: сесть тут можно было только прямо на землю. Но она позволила им подтащить себя к полоске мшистой, уже расчищенной от листьев травы и села, поджав ноги. Дэйв вручил ей стакан.

В отдалении Сами растолковывал Лу:

– Страховые компании словно забыли, что риски – это и есть их дело. Они отказываются страховать дом, если в нем хоть раз случалась протечка, даже если давным-давно…

– Сами! – окликнул его Дэйв.

Сами прервался, обернулся к нему.

– Девочки! – скомандовал Дэйв. Те, все еще хихикая, что-то нащупывали в карманах. Подступились вплотную к Мариам и начали что-то делать у нее над головой.

– Что это? – спросила Мариам.

Она попыталась оттолкнуть их руки, но деловитые маленькие кулачки назойливо кружили, совершая короткие и резкие движения.

– Сахар! – крикнула Сьюзен. – Мелем сахар!

– Да что ж…

– Мариам, – заговорил Дэйв. – Ты выйдешь за меня?

Мариам перестала отряхивать волосы и уставилась на него. Девочки не унимались, пока Дэйв не сказал:

– Все, детки, хватит.

Тогда нехотя они отошли.

Мариам повторила:

– Что это?

– Официальное предложение, – сказал Дэйв и рухнул на колени. – Ты станешь моей женой?

Не отвечая, она оглянулась на девочек. Да, разумеется, полные горсти сахарных кубиков, стандартных, прямоугольных, какие в желтых коробках продают.

А нужно в форме конусов. Такие берут в Иране – грубоватые белые конусы высотой в пятнадцать-двадцать сантиметров. И молоть должны взрослые женщины, про которых известно, что они счастливы в браке, и на вуаль, а не так, что у Мариам все волосы словно в скверной перхоти. И никто не осыпает невесту сахаром в день помолвки – только на свадьбе.

Либо Дэйв ни в чем толком не разобрался, либо решил переиначить традицию. Что-то изменить, что-то приукрасить. Американизировать, так сказать.

Поверх голов девочек Мариам поглядела на всех остальных: Битси улыбалась, приподнимая кувшин; Пэт как на молитве сложила руки; Сами и Лу разинули рты, а Зиба… что Зиба? Наверное, сжала челюсти до боли, ведь будет так грустно, если Мариам откажет этому бедному, глупому, хорошему человеку.

Мариам снова посмотрела на Дэйва.

И сказала:

– Да.

Все завопили.

В воскресенье Зиба проснулась с головной болью. Это от шампанского. Празднование ужасно затянулось, только Мариам и сумела положить ему конец. К тому времени обе девочки уснули на диване, Зиба давно бы это заметила, не будь она пьяна. Сами пришлось отнести Сьюзен в машину. (Он и Зибу чуть не на руках нес.) Сам он почти не пил, потому что был за рулем, и утром превесело – противно смотреть – натягивал носки, в то время как Зиба хваталась за голову и пыталась, прищурясь, разглядеть время на будильнике. Четверть десятого.

– Господи… – пробормотала она. – Где Сьюзен?

– Внизу, телевизор смотрит.

– Кажется, у меня в голове шар для боулинга перекатывается. Поверну голову сюда – бааам! Туда – бааам!

– Аспирину?

– Боюсь, меня стошнит.

– Я предупреждал, – сказал Сами.

– Сами, даже не начинай. Хорошо?

Он поднялся и пошлепал в носках в ванную. Зиба услышала, как открывается дверка аптечки.