Судьба распорядилась так, что гостей в том году набралось больше, чем в прошлые. Появилась даже – совсем уж редкость – родственница со стороны Мариам, жена ее брата Ройя, которая приехала в США вместе с подругой по имени Зузу, та навещала сына в Делавэре и боялась путешествовать одна, так объясняли ситуацию. Похоже, она не могла даже оставаться одна в доме своего сына; Ройя, видимо, тоже боялась ездить одна – во всяком случае, в Балтимор они прикатили на пару и поселились у Мариам. Отчасти это было даже на руку: женщины с удовольствием взялись за срочную стряпню, и Зузу, родом с берегов Каспия, создала украсивший стол шедевр – фаршированную рыбу. С другой стороны, это были те самые традиционные, востроглазые, во все сующие свой нос иранские кумушки, и едва гости собрались, как обе полностью сосредоточились на Дэйве. Они следили за каждым его движением и перешептывались, стоило ему произнести пару слов, самых пустяковых. Конечно, они могли просто помогать друг другу с переводом (английский гостьи знали плохо), но Зиба подозревала, что они увлеченно сплетничают.

Она с интересом отметила, что тетушки явно ничего не знали о Дэйве до этого вечера. Гостят у Мариам уже три дня, однако Дэйва пришлось им представить, и, судя по первой небрежной реакции, кумушки не догадывались, что на этого мужчину следует обратить особое внимание. Но тут Дэйв сказал:

– Ага! Салат оливье! – и потер руки. Он пустился обходить стол, изучая блюда, уже выставленные двумя длинными рядами. – Фесенджун! – воскликнул он, произнеся последний слог на «у», более по-домашнему, чем официальное «фесенджан». – Это вы приготовили? – обернулся он к Мариам, и та кивнула, улыбнулась ему ласково, не размыкая губ.

Тут-то обе ее гостьи и насторожились.

– Дугх! – продолжал Дэйв. – Обожаю дугх! – сообщил он двум женщинам, даже с гордостью – явно знал, что большинство американцев и в рот не возьмут газированный йогуртный напиток, который чаще называют айраном.

Дэйв до смешного старательно произнес «дугх», прямо-таки забулькал от усилия загнать это «гх» как можно глубже в глотку, и женщины засмеялись – ну, по крайней мере, усмехнулись, изогнув уголки рта и переглянувшись. Дэйв и сам засмеялся. Он, видимо, вообразил, будто отлично с ними поладил. Наверное, и Мариам так думала, она все улыбалась со своего конца стола. Зиба поспешно подошла к Дэйву, тронула его за локоть.

– Вы еще пахлаву не видели, которую моя мама утром привезла, – сказала она.

И тем лишь побудила сплетниц вновь обменяться многозначительным взглядом: заметила, мол, как фамильярно обращается к нему невестка Мариам?

Дэйв обрадовался:

– Ваша мама сделала пахлаву? Я в восторге от ее пахлавы, – сообщил он кумушкам. – Она сама делает слоеное тесто, с нуля. Вы себе представить не можете, до чего вкусно.

Женщины поджали губы, что-то прикидывая. Присматривались внимательно к Мариам.

Пахлава на этот раз исполняла роль торта в честь праздника Прибытия. Зиба всю ее утыкала крошечными американскими флажками и оставила на кофейном столике до конца обеда. Про свечки она забыла и не стала выставлять девочек из комнаты, а сразу принялась петь «Они едут из-за гор», и все, даже девочки, подхватили. Если Битси и была недовольна, то никак этого не обнаружила. Наверное, слишком замоталась, чтобы еще и о свечках беспокоиться. Шу-Мэй спала, уткнувшись ей в плечо, голова девчушки перекатывалась вправо-влево, соска свисала из полуоткрытых губ, Битси покачивала малышку в такт песне.

– Ту-ту! – выкрикивали девочки. – Привет, крошка!

Они пели громче всех, словно все эти годы только и дожидались такой возможности.

Видео почти никто не смотрел: большинство гостей знали запись уже наизусть. Джин-Хо устроилась в углу с двумя кузинами поиграть в «Пиковую даму». Линвуд и его подружка перешептывались и обжимались. Кое-кто из женщин принялся убирать со стола, в то время как прочие гости разбрелись небольшими группками и разве что изредка бросали взгляд на экран, отмечая, какими тогда маленькими были девочки или как у Дэйва поредели с тех пор волосы, и тут же возвращались к своим разговорам. Когда Зиба с тяжелым подносом прошла перед телевизором, извиняться ей пришлось только перед Битси и Сьюзен. Сьюзен сидела на ковре и смотрела видеозапись, Битси, похоже, дремала в кресле-качалке, прижимая к себе Шу-Мэй. Но вдруг Битси спросила, как-то уж очень внезапно:

– Помнишь, мы говорили друг другу, мол, ни за что на свете не хотели бы снова пережить тот день?

– Помню, – сказала Зиба.

– А теперь мне кажется, я бы хотела туда вернуться. В ту пору, когда я еще не наделала ошибок. Когда я была идеальной матерью и Джин-Хо – идеальной дочерью. О нет, я не хочу сказать… Я не имею в виду…

– Я знаю, о чем ты, – ответила Зиба, она бы обняла Битси, если б не блюдо с десертом.

– Как ты думаешь, что у них была за жизнь до того, как они попали к нам? – Этот вопрос Битси задавала уже не в первый раз. – Столько месяцев, столько впечатлений, о которых мы ничего не знаем. Конечно, за ними хорошо ухаживали, я понимаю, но меня убивает, меня просто убивает, что я не была рядом, не держала Джин-Хо на руках в тот день, когда она родилась, когда впервые открыла глазки.

В тот день, когда родилась Сьюзен, Зиба находилась на другом краю света и все еще пыталась понять, сумеет ли полюбить ребенка, рожденного