Когда продавщица завела пластинку, Нора усомнилась, что в состоянии оценить звук. Филлис, с другой стороны, уверенно судила о его глубине, о высоких и низких частотах. Она была уверена, что этот проигрыватель намного лучше, пускай и дороже двух других, на которые снизили цену.

Филлис пошла с Норой к ней домой и помогла установить систему в дальней комнате. Она оставила пластинку Марии Каллас и еще одну только что купленную, с фортепианной музыкой. Нора подумала, что теперь это увидят все, решительно все, и ее сочтут сумасбродкой. Что ж, придется ожесточиться и не замечать упреков. Она хотела эту вещь и вот приобрела.

Несколько недель спустя, в субботу, Нора отправилась с Фионой и мальчиками поездом в Дублин. Поздний ланч состоялся в “Кантри Шоп”, где они встретились с Айной, а после Нора попросила девочек побыть часок с братьями, пока она пройдется по магазинам. Договорилась увидеться с ними на вокзале на Эмьенс-стрит, откуда они поедут домой. Филлис снабдила ее адресами трех магазинов грампластинок. Один, по ее словам, был мал, легко не заметить; он находился на Бэггот-стрит напротив паба “Дохени и Несбитт”. Второй назывался “Мэй” и располагался у парка Сант- Стивенс-Грин, ближе к самой высокой точке Графтон-стрит, а третьим, о котором Нора слышала от Редфордов, был “Мак-Каллоф-Пиготт” на Саффолк-стрит, близ нижней части Графтон-стрит.

Она решила приобрести десять пластинок. Волнение, которое она сейчас испытывала, было ей внове, отчасти напоминая то чувство после замужества, когда она покупала платье или пальто. Филлис не советовала брать сборники – разве что песни и арии в исполнении знакомого певца. Лучше, сказала Филлис, покупать целиком концерты, или симфонии, или трио и квартеты. После прослушиваний в обществе “Граммофон” Нора записала имена композиторов и названия вещей, которые ей понравились. Но у нее никогда не будет времени освоить весь список.

Найдя магазин на Бэггот-стрит, она поняла, что ей хочется чуть ли не сразу все. Придется пошевеливаться и выбирать. Достаточно взять три-четыре пластинки здесь и еще по три в двух остальных магазинах.

Играла хоровая музыка, и Нора сочла ее красивой. Она чуть не спросила у мужчины за прилавком, что это такое, но не стала. В итоге, несмотря на уверенность, что ошиблась в выборе, купила две симфонии Бетховена, “Венгерские рапсодии” Брамса и пластинку Марии Каллас. В “Мэй”, подумала Нора, надо будет купить еще певцов – может быть, даже звезд оперы, несмотря на совет Филлис, а в “Мак-Каллоф-Пиготт” добавить камерную музыку.

На выходе из “Мак-Каллоф-Пиготт” она заметила стопку пластинок без ценников. Новеньких, словно только что вынутых из коробки производителя. На самом верху находился альбом, который она слушала у доктора Редфорда, взяла домой и впоследствии вернула, – трио “Эрцгерцог”[57], а фотография на конверте запала ей в память: молодая женщина с выразительной, застенчивой улыбкой, голубыми глазами и светлыми волосами. Нора подошла с пластинкой к кассе и спросила, сколько стоит.

– О, на этих еще не проставили цену, – сказала продавщица.

– У меня мало времени, но я бы купила, если не очень дорого.

– Их многие спрашивали, – сказала та. – Нам пришлось заказывать снова.

Нора вдруг поняла, что волнение от покупки пластинок опасно последующим унынием и быстрым разочарованием.

– Управляющего сейчас нет, – объяснила продавщица, – но он вернется в понедельник.

– Я уезжаю сегодня домой, в Уэксфорд, – сказала Нора.

Она постаралась выглядеть настойчивой и кроткой одновременно. Разброс в ценах был ясен. Она просмотрела выставленные пластинки, нашла одну с такой же этикеткой, “EMI: His Master’s Voice”[58], принесла продавщице и показала стоимость.

– По-моему, цена повысилась, – ответила та. – Извините, мне надо проверить.

Шел шестой час, и Нора знала, что скоро придется идти на вокзал. Но она твердо решила купить пластинку.

– Я часто бываю в Дублине, – сказала она продавщице, которая просматривала каталоги, – и если окажется, что эта дороже других, я в следующий раз доплачу разницу.

Продавщица подняла глаза, выражение ее лица смягчилось.

– Сделаем вот как: я отдам ее за фунт, а в следующий раз зайдите, и я верну лишнее, если она дешевле, а если дороже, как я и думаю, то доплатите вы.

Нора выудила из кошелька фунтовую банкноту, поблагодарила женщину и, выйдя из магазина, быстро зашагала к вокзалу.

Воскресным утром, пока мальчики были на мессе, а Фиона еще не встала, она поставила пластинку и всмотрелась в фотографию на конверте – симпатичных мужчин в черном и молодой женщины между ними, которая, чем дольше Нора ее рассматривала, тем счастливее казалась. Нора снова и снова прослушала первую вещь, наслаждаясь ее неуверенностью, как будто кто-то старался передать нечто слишком глубокое и трудное для понимания и не решался, а после отказывался в пользу мелодии попроще и дальше вновь переходил к внезапным, странным одиноким пассажам – скрипичным или виолончельным, в которых звучала печаль, непонятно откуда ведомая этим молодым людям.

После этого Нора до Нового года проигрывала пластинки, когда выдавалось время или она находилась одна в дальней комнате. На Рождество мальчики, девочки и Уна подарили ей три симфонии Бетховена, которых у нее не было, – все куплены в Дублине Айной. Маргарет позвонила Филлис и выяснила, что Нора предпочитает что-нибудь поспокойнее, а потому купила ей виолончельные сонаты Брамса в исполнении Яноша Штаркера[59]. Теперь Норе было из чего выбирать для своей первой программы в обществе “Граммофон”.