– Полностью с вами согласен, – сказал Томас П. Нолан. – Правда, будто присутствуешь при исполнении?
В поисках одобрения он оглядел всех.
Только тут Нора увидела Джима, который выпивал с человеком из “Фианна Файл”. Не скрывая веселья, они прислушивались к разговору о виолончелистах. Тут Джим заметил Нору, и выражение его лица переменилось. Она не знала, как быть. Очевидно, что она была на собрании общества “Граммофон” – организации, которую Морис и Джим выбрали в качестве объекта насмешек. Она повернулась к Филлис и спросила, понравился ли ей вечер.
– Я предпочитаю пение, – ответила Филлис, – но это исключительно личные предпочтения, а на следующей неделе будет каноник Кехо и мы наслушаемся вдоволь.
Нора держалась поближе к Филлис, надеясь избежать Джима, который всецело сосредоточился на собеседнике.
– Но у нас демократия, – сказала Филлис. – Все делается по очереди. И все же странно, какая музыка нравится некоторым.
Когда Нора поведала о собрании “Граммофона” Лори О’Киф, та с улыбкой покачала головой:
– Мне кто-то рассказывал, что там есть женщина, которая размахивает руками – якобы дирижирует.
– Можно закрыть глаза, – сказала Нора.
– Я бы ей шею свернула. Воображать себя дирижером, не зная дела!
– По крайней мере, музыка была хорошая, – ответила Нора.
В очередной визит Джима и Маргарет Нора ждала, что они спросят, чем она занималась в обществе “Граммофон”; она не знала, поделился ли Донал об этом с Маргарет – сын выкладывал тетушке все новости, способные ее заинтересовать. Но Джим и Маргарет не сказали ни слова. Они говорили о городе, мальчиках, спрашивали, как поживает в Дублине Айна, а когда вошла Фиона, обсудили преимущества школ больших по сравнению со школами поменьше, плюсы бесплатного обучения. Несколько раз, поймав на себе взгляд Джима, Нора заподозрила, что он думает о том, как застукал ее в холле гостиницы. Но Джим промолчал.
В следующий четверг она встретилась с Филлис, чтобы выпить в баре до заседания “Граммофона”.
– Не знаю, что и сказать о канонике, – призналась Филлис. – Он говорит о сопрано, как будто знает всех их лично.
В зале уже собралось большинство членов. Каноник раздал список отобранных им записей.
– Мы начнем с двух Марий – Марии Канильи, которую я считаю лучшей исполнительницей Верди, и Марии Каллас, которая еще лучше, если можно быть лучше лучшей. А после этого будут Джоан с Элизабет и Роза с Ритой[50]. Нам предстоит пиршество.
Однажды, зайдя в магазин электротоваров Клоука на Рафтер-стрит за новым утюгом, Нора заметила стереопроигрыватель, цена на который была снижена.
– В нем что, какие-то неполадки? – спросила она у продавщицы.
– Нет, – ответила та, – с ним все в порядке, но поступила новая модель. Но на эту никто не жаловался. Это демонстрационный аппарат, так что я запросто включу, можете послушать.
Нора посмотрела на улицу, нет ли кого из знакомых, и сказала, что да, она не против.
– Я все приготовлю, а вы пока посмотрите пластинки и выберите что-нибудь, – предложила продавщица. – Динамики надо развести подальше или поставить на равном расстоянии от вертушки.
Нора просмотрела пластинки, прикидывая, что лучше передает звук – пение или оркестровая музыка. В конце концов она выбрала сборник “Ваша любимая музыка” и протянула его продавщице.
– Поставить что-нибудь конкретное?
– Нет, если можно, лучше прослушаю подряд.
Нора встала в тени, чтобы ее не было видно с улицы. Звучал фрагмент из концерта для фортепиано Грига, и ей, хотя звук не прибавили, казалось, что пианист находится в магазине. Она отчетливо различала каждую ноту, но мало того – ощущала энергию, словно музыкант находился прямо здесь.
Ей снова повысили пенсию, тоже задним числом. Предыдущие пенсионные чеки она тоже еще не потратила. Но если она купит эту штуковину, то Джим с Маргарет, Уна и даже Фиона сочтут, что она сорит деньгами. Нора прикинула, нельзя ли поставить проигрыватель в спальне, подальше от глаз домочадцев, но тогда от него будет мало толку.
Первая дорожка завершилась, и Нора хотела сказать продавщице, что должна подумать. Но тут начался следующий музыкальный отрывок – “Гимн Луне” из “Русалки” Дворжака. Когда-то давно она слышала “Юморески” Дворжака в сольной версии для виолончели. Сейчас звучало сопрано. Каноник Кехо узнал бы солистку, но ей имя певицы ни о чем не говорило. Голос исправно повышался с музыкой, пока не перекрывал ее. Нору наполнила грусть от того, что она прожила целую жизнь, а этого не слыхала. Но она все еще не решалась купить проигрыватель. Будет слишком много возни, подумалось ей, – сначала переносить его в машину, а потом ставить в дальней комнате низкий столик, настраивать. Она не знала, к кому обратиться за помощью, чтобы не показаться расточительной. Когда запись кончилась, она кивком уведомила продавщицу, что этого достаточно.
– Мне нужно подумать, – сказала она и улыбнулась.