– Ключ давно потерялся, – сказала она. – Поможете открыть?

– Надо чем-нибудь поддеть, но тогда шкатулка сломается, – ответила Кэтрин.

– Ничего страшного.

Кэтрин попробовала железку, которую нашла в кухне, но ничего не вышло.

– Надо открыть, – настояла Нора.

– Не получается.

– Уна, сходи к О’Коннору. У него есть все инструменты, какие существуют на свете.

Уна ушла, Кэтрин удалилась в ванную. Нора видела, что она расстроилась из-за вещей Мориса и не желает оставаться наедине с ней. Кэтрин не спускалась, пока не вернулась Уна.

– Пришлось ему повозиться, – сообщила Уна. – Дерево треснуло.

Нора поставила шкатулку на стол и вернулась в прихожую к сестрам.

– Ну, как ты, справишься одна? – спросила Кэтрин.

– Конор скоро вернется.

Она подождала, пока обе наденут пальто.

– Сама я никогда не собралась бы, – сказала она.

– Мы бы раньше пришли, если бы знали, – ответила Уна.

Нора постояла на пороге, провожая их взглядом. Кэтрин осторожно развернула машину, и все вещи Мориса, где каждый предмет покупали, не ведая о его судьбе, куда-то повезли, чтобы выбросить или раздать. Нора закрыла дверь, вернулась в дальнюю комнату и высыпала содержимое шкатулки.

Все письма Мориса. Три года назад она сложила их в шкатулку, заперла и спрятала. Она помнила его застенчивость. Письма часто бывали короткими, он только предлагал место и время встречи.

Ей было незачем читать, она знала их наизусть. В них он порой писал о себе словно со стороны: мол, встретил одного парня, который рассказал, что по уши влюбился в одну девушку; или есть у него друг, который вернулся со свидания и помышляет лишь об одном – поскорей бы увидеться снова или съездить с ней в Балликоннигар, прогуляться в Куше вдоль скал и поплавать, если погода будет хорошая.

Она опустилась на колени и медленно скормила письма пламени. Она подумала, сколь многое произошло с тех пор, как их написали; они принадлежали времени, которое ушло и не вернется. Таков порядок вещей, так все заканчивается.

Вернувшийся домой Конор обнаружил за каминной решеткой наполовину сгоревшую шкатулку, которая лежала среди поленьев, угольных брикетов. Он спросил, что это такое.

– Я делала уборку, просто хлам, – ответила Нора.

Он недоверчиво посмотрел на нее.

– Я буду петь в хоре, – сообщила она.

– В соборе?

– Нет, в другом. В Уэксфорде.

– Я думал, ты не понравилась тому дядьке.

– Что ж, они там передумали.

– А что ты будешь петь?

– “Немецкий реквием” Брамса.

– Это песня?

– Это несколько песен, на несколько голосов.

Конор обдумал услышанное, взвесил и кивнул. Удовлетворенно улыбнулся и пошел к себе наверх. Она осталась у камина одна, подумала, что надо завести музыку, что-нибудь особенно любимое. Хорошо, если перед сном он немного с ней посидит. Пока же в доме стояла тишина, нарушаемая только Конором, возившимся наверху, да треском медленно прогоравшего дерева.