следствие этой самой раны. Вдруг на курорте деду стало плохо, нашли внутреннее кровотечение. Дед всегда был молодцом, к врачам почти не ходил. А тут сам обменял билеты, прибыл самолетом – и сразу в больницу. Через пару дней мать стала серой. Даже не стала ее спрашивать почему. Появились родственники: его сестры, дети сестер – все ждали денег. Считалось, что у деда очень много денег. Когда выяснилось, что он почти лежачий и возле него надо находиться сутками, осталась только мать.

Она осталась, возможно даже, из любви. Но прежде всего была испугана и не верила, что дед умрет. Она без него оказалась бы одна на юру довольно коварной семейки. Поначалу мать верила, что уход поставит деда на ноги. Но очень скоро эта вера ушла, и мать смирилась. Причащалась она тогда едва ли не ежедневно, а как не сошла с ума от недосыпа, не знаю.

Неловко лезла со своей помощью, порой выполняла разные поручения. Но чаще всего слышала: уйди, не надо тебе ничего этого видеть. А что такого ужасного видеть? За месяц плотный высокий мужик превратился в белесого подростка с худющими ногами. Мать смягчилась, приняла мою помощь. «Рогнедой» манкировать не могла, но удалось оформить нечто вроде первой половины отпуска. Отпускные должны были заплатить, когда будет календарный.

Дед никого не желал видеть, ругался, гнал прочь, называл мать убийцей. Но когда хотел есть или в туалет, звал и плакал. Однажды мать привела меня за руку, поставила перед дедом, указала на мой свитер (новый, вполне приличный) и попросила денег. Дед сколько-то дал.

– Мне не нужно, – всполошилась было я.

– Бери-бери, – зашептала мать.

– Мало? – спросил дед.

– Спасибо! – только и ответила.

Скончался он в конце недели. Тихо, во сне, в листопад. Мать, человек не очень практичный, в некоторых случаях обладала звериной интуицией. Она как-то смогла так договориться с нотариусом, что дедова квартира оказалась оформлена на нее. Особых денежных средств на счетах деда не оказалось. Старшая сестра получила неплохую сумму, но далеко не то, на что рассчитывала. Мать сыграла очень грамотно. Она единственная на тот момент была наследницей первого порядка. И теперь, чтобы получить свое, родственники должны были устанавливать с ней отношения. Но она на это не шла. А занялась продажей квартиры, чтобы расширить нашу московскую. Это была фатальная ошибка.

Похороны прошли в Подмосковье, на дальнем кладбище, ближайшем к его городку. Водитель и машины были как из старого кино, казались почти нелепыми. Дед не был крещен. Так что священника не было. Мать собралась подавать заочно на отпевание в сорока храмах. Отец, не вполне разделявший ее ревность, только пожал плечами. И мне сказал за обедом, пока матери не было:

– Иля, я верю в человека. Но как я могу отрицать Бога, кто я? Очень многого не понимаю.

Еще бы тебе понимать, подумала. Отца не везли за шкирку шести лет на причастие. Да еще и в больших по размеру колготках, которые спадают.

После обеда, или ужина – было начало девятого, мать посмотрела на нас с отцом как-то особенно пристально. Между бровей, шедших у нее от корня переносицы резко вверх, так что в основании лба возникал треугольник, появилась знакомая мне истерическая складка.

– Снился, – сказала она. – Лежит в гробу, весь в белых цветах. Вся комната в белых цветах. И вдруг голову поднял. И начал ругаться, как он всегда ругался. Я ни взгляда, ни ругани этой вынести не могу. Но цветы белые. Значит, есть надежда. Господь не зря его в нашем роду воздвиг. Он первенец.

– Конечно, Лара, есть надежда, – взял ее за руку отец.

Но мать взглянула на него грозно.

– Ах, Паша, если бы не был такой мягкий, может, и жизнь была бы лучше. Не знаю, впрочем, уже судить начала.

Отец не был мягким человеком. Просто они прожили вместе очень много лет.

В то роковое хмуроватое утро отец приехал домой в обед, чего почти никогда не делал. Мать на работу не пошла. Через некоторое время после звонка домофона в квартире возникла невысокая женщина с мосластыми ногами. Риелтор. Зыркнула на меня, весело подмигнула и спросила нагловатым беззлобным голосом:

– Ты же знаешь…

И назвала имя представителя материнской компании «Рогнеды».

Что было делать? Сказать матери и отцу, что в квартиру проникли мошенники? Набрать номер милиции? Мать смотрела на женщину с интересом, а отец стоял, опустив глаза, и, видимо, желал скорее вернуться на работу. Ему не нравилось все происходящее, но он хотел поддержать мать. За минуту объяснить родителям, в чем дело, не смогла бы.

Совещание в большой комнате с кексом к чаю было коротким и гибельным. Решено было сначала продать дедову квартиру, а затем и нашу двушку. Риелтор уже начала описывать будущее жилье, которое возникнет в результате этого танца недвижимости. В чем именно подвох, мне было неясно, но что подвох есть, это к бабке не ходи. У матери после ухода риелтора остался осадок, она разлила суп по плите от волнения. Отец сидел как очарованный. В первый раз видела его таким. Сказал, чуть растягивая слова, стараясь донести нечто очень важное, как будто понимал, через какую бурю во мне пробирается:

– Что же мне делать, Илька, у меня нет знакомых, умеющих продавать квартиры.