начиналась и тут же затухала та или иная беседа, лишь Львовский и Евгеньева сидели молча, потупив взоры, с видом нашкодивших школяров.
Поскольку я, за своими раздумьями мало к ведшимся беседам прислушиваясь, машинально расхаживал по гостиной, то до меня долетали только некоторые обрывки.
Грыжеедов. …Нет, нет, германцы у нас дождутся, вот увидите, милостивый государь!..
………………………………………………………………….
Дробышевская. …А также, как это сказано в книге Блавацкой про агни-йогу…
………………………………………………………………….
Семипалатников. …А ведь был у нас и совсем иной канон: не купола-маковки у церквей, а завершения в виде конусов. Это лишь при Иоанне Грозном канонизировали татарский штиль с округлыми куполами, как у мечетей…
………………………………………………………………….
Шумский. …Тут правда ваша, сударь: при нашей российской географии мы в военном смысле непобедимы, гибель на российских просторах наполеоновской армии — тому яркий пример…
………………………………………………………………….
Петров. …Ошибаетесь, милая Ми…
Ми. Я вам никакая не «милая»!
Петров. Хорошо, хорошо!.. Но вы, право же, ошибаетесь — в том городе я вообще никогда не бывал…
Стоп!
Я действительно даже приостановился. Ибо вдруг два услышанных мною порознь слова склеились в моем сознании воедино. Я чувствовал, что вот так, существуя вместе, они означают нечто, весьма далекое от содержания этих бесед. Такое чувство, наверно, бывает у гончих, когда они чуют в воздухе отдельные молекулы, еще не соединившиеся в запах дичи, но еще не в силах осознать: что? где?
Да, я, безусловно, знал это словосочетание! Казалось, еще миг — и мне станет ясно почти все…
Вечер седьмой
Тут, однако, мои мысли сбились, ибо генерал Белозерцев в этот самый миг провозгласил:
— Господа! Тем не менее, уже вечер, а фант, как вы помните, выпал мне. Поэтому давайте же… невзирая на печальные обстоятельства…
Амалия Фридриховна произнесла тихо, скорее всего про себя:
— Это уже получается какой-то пир во время чумы.
Семипалатников, все же услышав ее, усмехнулся своей надменной ухмылкой:
— О, творящееся у нас, в России, это всегда в некотором роде пир во время чумы.
Евгеньева вздрогнула:
— Что? чума?! Неужели же?!.. Только чумы нам тут и не хватало!
— Нет, нет, сударыня, — отозвался Семипалатников, — это такое фигуральное, литературное выражение. Вы, господин генерал, однако, правы: жизнь по-прежнему продолжается!
— И завтра продолжится, — вставил Шумский. — Посему — сперва фанты для завтрашнего пети-жё! У вас, мадам, приготовлены?
— Да, да, — кивнула Евгеньева. Она поднялась, держа в руках картуз бедного Абдуллы. — Фанты! Прошу вас, господа!
Фант выпал Петрову. Он пробурчал что-то невнятное и глубоко задумался.
Семипалатников обратился к генералу:
— А теперь — просим вас!
Раздалась пара слабых хлопков, после чего Белозерцев решительно прошагал на то место, с которого прежде выступали все его предшественники.
— Да-с, господа, — начал он. — Стояли мы, стало быть, тогда под Геок-Тепом.
Шумский закатил глаза и прошептал:
— Господи, опять начинается!..
