— Уничтожить клуб. Это освободит не только нас. Ты сможешь спасти сотни девушек.

— Легко сказать. Думаешь, мне укажут место, где хранятся плёнки и время, когда можно прийти за ними? Почему бы не сдать в полицию те, что есть у хирурга?

— Там не видно ни одного лица. Они ровным счётом ничего не доказывают. Правда, есть ещё один способ. Но он тебе не понравится.

— Говори.

— Я слышала, где-то есть кладбище, куда садисты вывозят трупы.

— Ага. Дело остаётся за малым. Претвориться мёртвой и ждать, пока меня закопают.

— Не ёрничай. Это я к тому, вдруг что услышишь.

— Как я смогу с тобой связаться?

— Через Энрике.

— Что?

— Потребуй у него встречу с психологом, то есть со мной. Думаю, он не станет возражать. И ещё. В клубе бывают вечеринки, когда в одном месте собираются все садисты. Если узнаешь время и место…

— Я поняла. Теперь расскажи, что ждёт меня дальше.

Жаклин пристально посмотрела в глаза.

— Через неделю ты полетишь в Нью-Йорк. Энрике купил там квартиру. Он скажет, что твой контракт передали Дугласу, но условия остались теми же. Насколько я знаю, старый извращенец предпочитает держать свои игрушки при себе, но, думаю, для тебя сделают исключение. Не пользуйся сотовым и домашним телефоном. Они все прослушиваются. Сама ничего не предпринимай. Просто наберись мужества.

— Так не пойдёт. Я должна жить в доме хозяина, иначе, как я смогу что-то узнать?

— Ты права. Я поговорю с Энрике. Пусть забирает тебя на выходные. Это немного сократит срок твоего контракта.

— А потом? Что будет потом?

Жаклин пожала плечами.

— Если вина извращенцев будет доказана, никакие миллионы им уже не помогут. Я позабочусь о том, чтобы всё попало в прессу. Надеюсь, мы получим свободу, милая. Я очень надеюсь.

Всё случилось именно так, как и говорила Жаклин. Не прошло и недели, как мы вылетели в Нью-Йорк. Энрике рвал на себе волосы от отчаяния, очень натурально, рыдал у меня на груди, казнил себя за то, что мой контракт перепродали, и теперь мне придётся пять дней развлекать некого Дугласа. Положительным было то, что срок рабства сократился до четырёх месяцев. Я не проявляла интереса ни к чему, показывая полное безразличие. Мой муж клялся, что, как только это закончится, увезёт меня на экзотические острова, где я смогу забыть всё, стать прежней Эвой. Я слушала весь этот бред вполуха, представляя, с каким удовольствием буду давать показания против мерзавца в суде. Энрике испортил мне жизнь. Этого я не могла простить.

— Ты меня слушаешь, детка?

Самолёт приземлился. Мы ехали по широкой улице.

— Каждую неделю тебя будет обследовать хороший врач.

— Оставь врача в покое. Лучше скажи, что ты узнал о смерти моего отца? Помнится, ты нанял детективов…

Энрике опешил.

— Итак ясно, на чьих руках его кровь.

— Мне нужно имя, конкретное имя. Я должна знать, кто отдал приказ нажать на курок.

— Конечно, милая, я всё узнаю.

Я закрыла глаза и снова погрузилась в свои мысли. Слушать сладкие речи мужа было противно.

Жива, всё ещё жива, и даже в своём уме! Я лежала на мягкой кровати, прикованная цепью к стене. Атласные простыни приятно охлаждали покрасневшую кожу. Порка не представлялась для меня суровым наказанием. Мой хозяин был немолод. Силы были не те, а вот желание причинять боль осталось. Потенция угасала, и этот факт особенно злил садиста. Его уже не возбуждало ни молодое тело, ни способы истязания.