– Нет, но…

Люсьен повел темной бровью.

– Но?

– Они сказали, что если я не управлюсь быстро, то кровь и смерть застят мой разум и я буду убивать всех и сокрушать все на своем пути, совсем как Мэддокс, пока не выполню приказ.

Это предупреждение было излишним. Ярость одерживал верх над ним много раз. Если демон приходил в движение, то его было невозможно обуздать: жажда разрушать нарастала до тех пор, пока Аэрон не ломался и не наносил удар. Но даже когда Ярость подчинял его сознание, ему не доводилось убивать невинного.

– Как ты должен сделать это? Это они, по крайней мере, тебе сказали? – спросил Парис замогильным голосом.

Желудок Аэрона сделал сальто и отчаянно заныл.

– Я должен перерезать им горло, – ответил он.

«Как бы мне хотелось отказаться подчиняться этим новым богам», – думал он. Но страх перед еще более жутким приказом заставлял его молчать.

– Почему они это делают?! – гневно возопил Торин.

Видимо, этой ночью каждому из них суждено было задать этот вопрос хотя бы по одному разу.

Аэрон не знал, что ответить.

Парис окинул его долгим тяжелым взглядом.

– Ты сделаешь это? – спросил он.

Аэрон посмотрел в сторону и опять промолчал, но он знал, нутром чувствовал, что те женщины обречены. Они попали в черный список демона и, пусть даже безвинно, скоро окажутся вычеркнуты. Одна за другой.

– Чем мы можем помочь? – спросил Люсьен.

Теперь в его взгляде появилась строгость.

Аэрон с размаху погрузил кулак в диванный подлокотник. «Я и так балансирую на грани добра и зла, – сокрушался воин. – И если совершу такое темное деяние, то это будет конец. Я полностью растворюсь в демоне».

– Я не знаю. Мы столкнулись с новыми богами, новыми последствиями, новыми обстоятельствами… Не знаю, что со мной будет… – произнес он, тогда как в его голове крутилось: «Скажи, просто скажи это!» – если я убью тех женщин.

– Можно ли уговорить их передумать?

– Не стоит даже пытаться, – отозвался он мрачно. – Они сказали, что мы последуем печальному примеру Мэддокса, если вздумаем бунтовать.

Парис вскочил на ноги и принялся нарезать круги по просторной комнате.

– Как же меня все это бесит! – проревел он.

– Что ж, а всем остальным это очень даже нравится, – сухо заметил Торин.

– Может быть, ты сделаешь этим женщинам одолжение, – сказал Рейес, следя взглядом за острием клинка, которым он процарапывал крест в середине ладони. Бордовые капли падали на его бедро. Именно из-за Рейеса и его привычек вся мебель была темно-красной.

– Может быть, в следующий раз мне прикажут забрать твою жизнь, – мрачно ответил Аэрон.

– Я должен подумать, – произнес Люсьен, а затем потер щеки и челюсть. – Должен быть какой-то выход.

– Может, Аэрону просто стоит вырезать весь мир, – протянул Торин раздражающим, насмешливым тоном. – В этом случае все вероятные будущие цели исчезнут, и нам больше никогда не придется возвращаться к этому разговору.

Аэрон оскалился:

– Не вынуждай меня делать тебе больно, Болезнь.

Пронзительно-зеленые глаза Торина светились недобрым весельем, а рот растянулся в издевательской ухмылке.

– Я задел твои чувства? Хочешь, я поцелую тебя? Уверен, от этого тебе полегчает.

Прежде чем Аэрон успел сорваться с места, впрочем, едва ли он рискнул бы броситься на Торина с кулаками, Люсьен закричал:

– Перестаньте! Нам нельзя ссориться! Мы пока не знаем масштабов того, с чем столкнулись. Но сейчас мы должны сплотиться больше, чем когда-либо, и действовать сообща. Ночка выдалась та еще, и она до сих пор не закончилась. Парис, Рейес, отправляйтесь в город и убедитесь, что там нет других охотников. Торин… не знаю… наблюдай за холмом или заработай денег.

– А ты чем займешься? – спросил Парис.

– Прикину все варианты, – мрачно ответил он.

Парис поднял брови:

– Как насчет женщины Мэддокса? Я смогу убить вдвое больше охотников, если проведу немного времени у нее между…

– Нет, – отрезал Люсьен, глядя в сводчатый потолок. – Помни, я дал Мэддоксу слово, что ее никто не тронет.