нашел ее! Никто, кроме меня, не смеет ее трогать!» Мэддокс не был уверен, чьи это мысли – его или демона, да и сейчас ему было все равно. Ему просто хотелось убить. Дичайшая ярость сотрясала все его естество. И вот он действительно остановился и развернулся, чтобы броситься на Люсьена, рассечь его клинком пополам, залив кровью весь холл.

«Круши, круши, круши! Убей!» – кричал демон.

– Он собирается напасть, – констатировал Люсьен.

– Убери ее отсюда! – заорал Торин.

Люсьен потащил Эшлин из комнаты. Ее полные ужаса вопли эхом отдавались в ушах Мэддокса, что только усилило темные устремления. Перед его мысленным взором снова и снова мелькало ее бледное красивое лицо, и в конце концов это стало единственным, что он вообще видел. Она боялась. Верила ему, хотела его. Простирала руки к нему.

В животе у него извивался жалящий клубок пульсирующей агонии, но он не замедлил шага. Вот-вот пробьет полночь, и он умрет, но, уходя, прихватит с собой всех остальных.

«Да, разорви их на куски!» – приказывал демон.

– Вот черт, – процедил Аэрон. – Демон полностью подчинил его. Придется скрутить его. Люсьен, сюда! Быстрее!

Аэрон, Рейес и Парис ринулись на друга. Мэддокс выхватил свои метательные кинжалы и пустил их в ход. Ожидавшие нападения, все трое воинов пригнулись, и блестящие клинки, просвистев у них над головой, вонзились в стену. Мгновение спустя они уже набросились на Мэддокса и повалили на пол. Кулаки впечатывались ему в лицо, живот, пах. Ревя, рыча, отвечая ударами на удары, он остервенело отбивался.

Челюсть была выбита, чувствительная плоть между ног ныла. И все же он продолжал защищаться. В пылу схватки воинам удалось затащить его вверх по ступенькам и затолкнуть в спальню. Мэддоксу казалось, будто он слышит рыдания Эшлин, казалось, что он видит, как она пытается оттащить от него противников. Выбросив вперед кулак, он попал кому-то по носу. Мэддокс услышал вой и почувствовал удовлетворение. В этот миг его охватило желание пустить еще больше крови.

– Вот черт! Прикуй его цепями, Рейес, пока он еще кого-нибудь не изувечил, – произнес кто-то из воинов.

– Он слишком сильный. Не знаю, сколько еще мы его продержим, – раздался чей-то голос.

Мэддокс рассыпал удары еще какое-то время – то ли пару минут, то ли целую вечность, а затем холодный металл сомкнулся на его запястьях и лодыжках. Он дергался и извивался, не обращая внимания на то, что кандалы впиваются ему в кожу.

– Ублюдки! – бесновался он. Живот невыносимо болел, приступы сменились постоянной агонией. – Я убью вас! Я вас всех прихвачу с собой в ад!

Рейес навис над ним с выражением мрачной решимости и сожаления. Мэддокс попытался ударить его коленями, но не смог из-за цепей. Не обращая внимания на маневры друга, воин вытащил из закрепленных у него на поясе ножен длинный, устрашающего вида меч.

– Извини, – прошептал Рейес, когда часы пробили полночь, и вонзил меч в живот друга.

Острие прошло насквозь. Кровь хлынула из раны на грудь и живот. Желчь обожгла горло и нос. Мэддокс ревел и извивался.

Рейес вонзил меч еще раз. И еще.

Боль… агония… Кожа горела, точно объятая пламенем. Острие меча раздробило кости, повредило органы, и с каждым новым ударом страдание усиливалось. И все же Мэддокс продолжал биться и неистовствовать, так как отчаянное желание убивать по-прежнему мучило его.

Раздался женский крик:

– Перестань! Ты убиваешь его!

Когда этот крик вонзился в сознание Мэддокса, он стал биться еще неистовее. «Эшлин… – пронеслось в его голове. – Моя женщина из леса. Моя. Где она? Где же она? Я должен убить ее. Нет! Я должен спасти ее». Убить… спасти… – эти две потребности боролись внутри его. Мэддокс рванулся в постели. Металлические оковы вонзились глубже в его запястья и лодыжки, но он продолжал извиваться. Кровать сотрясалась, и стальные решетки в изголовье и изножье с лязгом ходили взад и вперед.

– Почему ты это делаешь? – вопила Эшлин. – Остановись! Не трогай его! О боже, остановись!

Рейес нанес еще один удар.

Мэддокс шарил по комнате безумным взглядом. Взор застилала черная паутина, но все же он разглядел Париса, который устремился к Эшлин. Вот он потянулся к ней, обхватил ее руками. По сравнению с Парисом она казалась крошечной. Слезы блестели в ее янтарных глазах и на бледной коже щек. Она сопротивлялась, но Парис был сильнее: крепко ухватив, он выволок ее из комнаты.

Мэддокс издал звериный рев. «Парис соблазнит ее, – подумал он. – Разденет ее и попробует на вкус. Она не сможет устоять. Ни одна женщина не может».

– Отпусти ее! Сейчас же! – закричал он.

Воин с таким остервенением рванул цепи, что кровать едва выдержала. От усилия у него лопнула на лбу вена, и в глазах окончательно потемнело.

– Уберите ее отсюда и больше не впускайте! – приказал Рейес и нанес Мэддоксу еще один, пятый, удар. – Из-за нее он беснуется сильнее, чем обычно!