– Где другие женщины? – тихо спросила она, предпочтя информацию побегу.

Повисла пауза, затем раздался хриплый вздох.

– Должны уже быть на самолете, летящем в Нью-Йорк, – с трудом ответил Макинтош.

– Где именно их искать в Нью-Йорке?

Макинтош закрыл глаза, будто теряя сознание.

– Макинтош, не засыпайте, поговорите со мной, – попросила Эшлин.

Мужчина открыл глаза, но затем сразу закрыл их, его тело все больше расслаблялось.

– Их обменяют… на ларец. Однажды ты увидишь… – прошептал он, – лучший мир без них. – Макинтош открыл глаза и посмотрел на Эшлин. – Ты красавица. Отец гордился бы тобой. – Он говорил бессвязно, просто беспорядочно озвучивая обрывки мыслей, возникавших в его сознании. Мужчина снова закрыл глаза, и на этот раз уже не сумел их открыть. – Да что со мной такое? – спросил он.

– Не знаю, – дрожащим голосом ответила Эшлин. – Вам нужно в больницу.

– Да, – согласился Макинтош, но уже через мгновение он был мертв, его голова упала набок, а тело полностью обмякло.

Эшлин прикрыла рот рукой. Макинтош был мертв. Он предал ее, и часть ее сознания ненавидела его за это. Но маленькая девочка, живущая в глубине ее души, все еще жаждала его одобрения.

Дрожа и ощущая, как слезы жгут глаза, она поднялась. Она не стала забирать ключ из разжавшейся руки шефа, потому что он не был ей нужен. Эшлин собиралась бежать тем же путем, что и тот заключенный. «Но сначала… – подумала она. – Будет очень больно, но я должна сделать». Трясущимися руками девушка взяла табурет, на котором до этого сидел Макинтош, и стала бить им по металлической решетке. Когда одна из ножек отлетела, она принялась расковыривать острым краем ножки свою руку. Эшлин морщилась и едва сдерживала слезы. Потекла кровь, и девушка застонала от боли. Наконец ей удалось добраться до Джи-Пи-Эс-чипа. Она выдернула его и бросила на пол, а затем засыпала пылью.

«Торопись, Дэрроу, торопись», – приказала себе девушка. Ей не следовало сталкиваться с другими сотрудниками института, идти на такой риск было нельзя. Как сказал Макинтош, большинство из них, очевидно, уже заболели, но это не значило, что те, кто не заразился, увидев ее, запляшут от радости. Вспомнив, что говорил тот заключенный, Эшлин подошла к единственному унитазу, стоявшему в камере, и выкрутила винты, с помощью которых он был прикреплен к стене. Некоторые из них не крутились, и девушке пришлось применить силу, хотя при этом она чуть не переломала себе пальцы. Когда последний винт упал в пыль, она пнула унитаз вбок.

За унитазом скрывалась дыра, в которую вполне мог пролезть человек и которую кто-то проделал, чтобы выбраться из тюрьмы наружу. Эшлин не хотела ползти по узкой, грязной и темной норе, но одного взгляда на распростертое тело Макинтоша хватило, чтобы заставить ее залезть в дыру. Когда Эшлин оказалась внутри, ее окружила тьма. «Без паники», – приказала себе она, и голос заключенного эхом раздавался в ее сознании. Звук ее дыхания отражался от грязных стенок. Мимо ее пальцев пробежала крыса. Эшлин со свистом выпустила воздух.

Девушке казалось, что она ползет по дыре вечность, ее ноги буквально горели от напряжения. «Возможно, физическая нагрузка – это неплохо, – подумала она. – Но все же я сейчас не поднимаюсь на гору». На нее падали куски грязи, умудряясь попадать даже в рот. «Не останавливайся, – приказала себе Эшлин. – Просто продолжай двигаться». Она почувствовала себя как принцесса из «Девы Малейн», пробивавшая себе путь на свободу. Внезапно Эшлин вспомнила тот странный разговор с богиней. «Может, это была галлюцинация? – спрашивала себя она. – Пожалуй, я никогда больше не захочу оказаться в сказке».

В конце туннеля появился свет. Пятно его было небольшим, но хорошо заметным. Эшлин ощутила облегчение и поползла быстрее. Через секунду она уже была у выхода из туннеля, но он оказался настолько маленьким, что через него не сумел бы протиснуться и ребенок.

– Нет! – закричала она. – Нет!

Девушка стала скрести землю руками. Прошла целая вечность, но Эшлин наконец увидела кусочек освещенного луной неба. Чуть не лишившись сознания от усталости, она подтянулась и вылезла на холодную твердую землю. Эшлин встала на ноги, хотя ее колени дрожали. Ее окружали деревья, покрытые снежными шапками. Девушка задрожала – мешковатая одежда Мэддокса не могла согреть ее замерзшее тело.

Внезапно Эшлин услышала, как кричит мужчина. Вопль был настолько громким, что казалось, будто его пытают. Девушка застыла. «Мэддокс, – в ужасе подумала она. – Мэддокс!» Должно быть, наступила полночь. Эшлин оглянулась и увидела возвышавшуюся на горизонте крепость. Тут она поняла, что крик раздался с другой стороны. Снова услышав его, она, несмотря на усталость, подскочила и бросилась туда, где находился его источник. Раздался еще один крик, а за ним последовал рев.

– Я иду! – закричала Эшлин. – Я иду!

Когда девушка бежала, на нее напал приступ кашля.

Проснувшись, Мэддокс ощутил, как его охватывает ужас. «Эшлин нуждается во мне», – подумал он. Внезапно он понял, что находится не в лесу, а в собственной спальне, в своей постели, и смотрит, как и каждое утро, на сводчатый потолок. Но при этом он не был прикован к кровати. «Как? – спрашивал себя Мэддокс. – Почему?»