– О, нет. Я убрал с его корпуса антенну. Так что на счёт этого можно не переживать.

Улицы Парижа, утопающие в мрачном одеяле в отсутствие проблесков солнечных лучей, полностью соответствовало тому состоянию, в котором находилось всё человечество. Дождавшись этого дня, когда Париж погрузится в тусклый дневной свет, Виктор с Джоаной вышли на поверхность преодолев последнюю ступень эскалатора, уходившего вниз на восемьдесят два метра, опускаясь на первый уровень парижского метрополитена. Эскалатор не двигался. Он встал в августе 2047. Перед этим Виктор и Джоана взбирались по стальной крутой лестнице, пролегающей вдоль цилиндрического железобетонного отверстия, напоминавшего канализационный люк, покидая просторы линий второго уровня недостроенного метро, ставшего для них временным пристанищем. Существовали лишь три точки широких спусков на второй уровень метро. Эти спуски использовались для доставки строительных материалов и громоздкого оборудования, и располагались в самых крайних точках на карте города. А для того, чтобы рабочие могли покидать подземку, без возвращения в самый конец туннеля через десятки километров, было пробурено множество специальных цилиндрических проёмов, размещённых по всей системе туннелей, которые вели на поверхность основного метро.

Выйдя из-под козырька над эскалатором, Виктор с Джоаной осмотрелись по сторонам. Практически все супермаркеты, магазины, первые этажи офисов и аптеки не имели фасадных стёкол. Все до единого были выбиты. Помятые и перевёрнутые автомобили заполняли всё вокруг: парковки, дороги, и даже тротуары. Перед зданиями часто можно было заметить валявшиеся части автомобилей в виде вырванных дверей, бамперов и выбитых лобовых стёкол. Вывески на фасадах зданий, некоторые из которых еле свисали на последнем креплении, были уже едва читаемы из-за толстого слоя скопившейся пыли. Придорожные громадные мониторы, которые круглые сутки прокручивали яркие рекламные ролики, приобрели потухший чёрный оттенок. Но наиболее жутким было то, что тела убитых людей до сих пор лежали повсюду, продолжая разлагаться и извлекать невыносимый смрад. Страшнее всего было смотреть на то, как были отняты жизни детей, чьи останки лежали на сыром асфальте после того, как андроид определил, какой удар сердца станет последним, а после выкинул младенца из коляски. Либо те, кто как всегда возвращался домой из школы, не подозревая того, что никаких занятий больше не будет, и первый класс останется последним. Кое-кто определил грядущие каникулы на всю жизнь, конец которой уже был так близок. Всё вокруг было окутано дневным мраком, который с невероятной точностью и во всех красках передавал все тяготы трагедии, которая в буквальном смысле поедала остатки человеческого рода.

Не наблюдая киборгов, вооружённые до зубов, они тихо в спешке направились вдоль улицы, двигаясь трусцой вплотную к зданиям. На вагонетке остались лежать РПГ-7, АК-109 и полупустая сумка с осколочными гранатами. Весь остальной арсенал был под руками у Виктора и Джоаны. Постоянно осматриваясь по сторонам, они всё больше ощущали то чувство, которое не только никак не покидает, но с каждым разом лишь усиливается. Ощущение полного одиночества. Мысли о том, что кроме тебя в этом мире никого не осталось. Даже этот мегаполис, который не так давно населяли три с половиной миллиона жителей, превратился в тупое скопление опустевших строений – единственное, что свидетельствовало о некогда существовавшем здесь многочисленном населении. Единственный след, оставленный человеком. Сколько вообще осталось ещё людей на этом шаре? Сотня? Тысяча? Две? Миллион? Никто не знал этого. Может быть людей оставалось пару тысяч, а возможно речь могла идти о миллиарде. Ни во всех уголках планеты крюгеры заполняли жилые территории. А быть может, весь расклад был куда мрачнее: пара-тройка горсток людишек таких же, как и пятеро осевших в глубинах недостроенного метрополитена Парижа.

Всё это приближало их к мысли о том, что они станут последним, что останется от многовековой истории рода людского. Последний едва заметный след от того, что заполняло планету тысячи лет и готовилось заполнить ещё несколько планет, намереваясь вырваться в космическое пространство. Теперь планы по освоению далёкого космоса придётся отложить, чтобы по новой заселить планету людьми. Если это всё же произойдёт, то Земля будущего уже станет совершенно иной. Этнический состав, принципы деления общества, законы, ментальность, религиозные убеждения, общекультурные ценности – всё это подвергнется радикальному изменению до неузнаваемости. История человечества будет разделена на до 18 апреля 2047 и после. Но главное: каким будет уровень умственного развития будущих поколений? Интеллектуальный прогресс или деградация? Пожалуй, что первые поколения после катастрофы, скорее, в большей степени, будут деградировать в силу того, что придётся решать вопросы большей значимости, нежели образование. Настоящие запасы продуктов рано или поздно иссякнут и придётся возделывать земли для выращивания овощей и фруктов; понадобится увеличивать поголовье скота из того, что осталось (если вообще что-то осталось от коров, овец, свиней, коз, кур и прочей живности). На начальных порах, какое-то время придётся повозиться с сельским хозяйством (окунуться в привычную жизнь своих предков, которые вели именно такой образ жизни ещё каких-то там пару веков назад).

И это всё – самый оптимистический прогноз. А пессимистический… хотя, вполне реально, что именно это и произойдёт – это то, что оставшиеся люди не выживут в новых условиях. Кого-то добьют киборги, кто-то умрёт из-за отсутствия квалифицированной медицинской помощи, а у кого-то не выдержит психика и поедет крыша. Могут уцелеть дикие туземские племена в Южной Америке и Африке, которые понятия не имеют, что такое двигатель внутреннего сгорания. Не лучший вариант, чтобы возродить утраченную цивилизацию с развитыми технологиями. Стало быть, судьба людей заранее определена путём простых логических размышлений.

Но как минимум один из них не собирался мириться с таким исходом. Виктор до сих пор смотрит на фотографии жены и восьмилетней дочери на планшетнике, с которым никогда не расстаётся. Он смотрит на их лица, и иногда проливает слёзы, отказываясь верить в то, что он уже не вернётся домой и не услышит радостных детских криков дочки при их встрече и не ощутит тёплых объятий любящей жены. Он не хотел с этим мириться. Но и мириться с тем, что твари, отнявшие у него самое дорогое, одержат верх в этом побоище, он тоже не собирался. Делом всей его жизни было