она вытерла каплю пальцем, заставив Силнэ вскрикнуть.

— О! Я так бесполезна! — служанка указала на пальцы Лафиэль, — Позвольте, я вытру немедленно!

— Это лишнее, — Лафиэль с затравленным видом отдернула руку, — Все в порядке. У меня самой есть платок.

Силнэ выглядела так, словно готова была разрыдаться. Лафиэль смотрела на нее чуть ли не испуганно. Джинто даже почувствовал нечто вроде злорадства — все-таки, иногда, если на тебя не обращают внимания, это только к лучшему.

Лафиэль с надеждой посмотрела на него, явно прося о помощи.

— Э… — быстро нашелся юноша, — Если вы и дальше продолжите извиняться, это уже станет проявлением неуважения к принцессе. Так что, пожалуйста, прекратите и успокойтесь.

— Д-да… — Силнэ прикусила губу, встала с колен и низко поклонилась.

— Извините нас, — сказала диспетчерша.

— Да, — Силнэ поклонилась еще раз, и обе вышли спиной вперед.

— Это становится все более неудобным, — проворчала Лафиэль.

— Все вассалы ведут себя так же? — увиденное произвело на Джинто очень неприятное впечатление, — Знаешь, они выглядели так, словно готовы были ползать перед тобой на животах. Это обычное дело для Империи?

— Ничего подобного! — возмутилась Лафиэль, — Наш этикет вовсе не подразумевает раболепия!

— Правда? — Джинто не был убежден. Конечно, люди на «Госроте» вели себя совершенно иначе, но, может быть, это относится только к Звездным Силам? Придворные ранги не имеют значения на военной службе, ну, а в обычной жизни?

— Ты не веришь мне? — Лафиэль явно была оскорблена, — Что ж, ты сможешь сам увидеть все в столице. В отличие от кое-кого из моих знакомых, я не лгу, когда мои слова легко проверить.

— Да я вовсе не хотел сказать, что ты лжешь…

— На самом деле, когда я была ребенком, слуги чаще ругали меня.

— А они знали, кто ты такая?

— Разумеется! Не суди других по себе, Джинто. Они же работали у меня дома!

— Ты имеешь в виду, в королевском дворце Криб?

— Да. Помню, однажды дворцовый садовник прочитал мне долгую нотацию из-за того, что я запустила подвижный столик в обеденный зал, и он переломал там все кусты.

— Погоди! Почему мобильный столик был снаружи зала? Или кусты были внутри?

— Это был обеденный зал в садовом стиле.

— А-а… — Джинто кивнул.

По большей части Ав жили в искусственной окружающей среде. Они сами выбирали, когда пойдет дождь, снег, смену сезонов и прочее. Не было различий между внутренними и наружными помещениями, поэтому они часто выращивали цветы прямо в спальнях. Так что заросли в обеденном зале не были чем-то необычным.

Лафиэль продолжила свой рассказ. После того, как он увидел жестоко уничтоженную растительность, садовник, кипя от негодования, поведал принцессе, как сильно он гордился своей работой, а теперь прекрасная роща, настоящее произведение искусства, лелеемое несколько лет, безвозвратно погублена из-за единственной шалости семилетней девчонки. Садовник был настолько возмущен, что, по его уверению, ни в одном человеческом языке еще не придумано слов, чтобы достойно выразить подобное чувство. Когда он закончил свою патетическую речь, Лафиэль извинилась и дала слово не делать в будущем подобных глупостей. Все еще разгневанный, садовник заявил: «Если подвижный столик вашего Королевского Высочества еще когда-либо уничтожит мою работу, я гарантирую вам возможность завязать дружбу с почвообразующими червями, когда вы будете их выращивать!» После этого он гордо удалился.

— Позднее мой отец тоже отругал меня. Он сказал: «Если такое повторится, садовник будет менее снисходителен, и я не стану его винить. Ни при каких обстоятельствах нельзя уязвлять гордость человека!»

— Но садовник был исключением?

— Нет. Все вассалы Криб и дворян, которых я знала, так же сильно гордились своей работой!

— Ладно, — Джинто не видел причины сомневаться в ее словах, — Что ж, лично мне эти женщины показались достаточно гордыми.

— Ты так говоришь только потому, что они не обращают на тебя внимания.

Джинто фыркнул.

— Как это «не обращают»? А я и не заметил.

— Мне здесь не нравится. Может, все же лучше было бы просто принять ванну и улететь поскорее.

Неожиданно звезды и рыбы, проецируемые на стены, исчезли, уступив место объемному изображению мужчины, одетого в темно-красную дворянскую