распространяется лишь на очень небольшую и ограниченную часть кожи или поле зрения лишь немного сужено, то такие дефекты, разумеется, не отражаются заметным образом на психическом состоянии больного. Совсем иное дело, если какое-нибудь чувство совершенно исчезает; такая потеря окажет гораздо более влияния на истеричного, чем на здорового. Если, положим, нормальный человек вследствие несчастного случая лишится зрения на оба глаза, то он не получает уже новых зрительных ощущений из внешнего мира, но он сохраняет зрительные образы в памяти; конечно, с течением времени впечатления делаются все более смутными, так как не будут подновляться позднейшими наблюдениями, но во всяком случае ослепший в зрелом возрасте будет до смерти способен извлекать пользу из своих воспоминаний. При истерической слепоте происходит совершенно иное. У таких больных глаза здоровы, а не действует та область мозга, где зрительные образы переходят в сознание, поэтому истерический слепой не только не видит, но и утрачивает способность воспроизводить памятью зрительные образы. То же самое бывает и с другими чувствами. Даже не потеряв вполне какого-либо внешнего чувства, истеричный, по-видимому, лишается способности воспроизводить в памяти часть соответствующих представлений, что и понятно, так как при этом нарушается деятельность известных отделов мозга. Позже мы увидим, какие необыкновенные формы дефектов памяти могут при этом возникать, особенно в случае большой истерии.

Такое ослабление способности восприятия и памяти влечет за собою, конечно, заметные психические изменения. Число представлений, находящихся в данную минуту в распоряжении индивидуума, очень ограничивается; истерически переходит в состояние как бы детства, при котором объем сознания значительно уменьшается; вследствие этого усиливается восприимчивость к внушению, что, как известно, сопровождает уменьшение числа представлений, могущих сосредоточить на себе внимание. Все исследователи согласны, что в характере истеричных всегда есть нечто детское и что они очень восприимчивы. Французский психолог Пьер Жанэ, который больше, чем кто-либо другой, занимался психической стороной истерии в своем известном труде «L’automatisme psychologique» (Париж, 1889), приводит множество веских примеров такого душевного состояния истеричных. Правда, что он имеет в виду по преимуществу истероэпилептиков, но это не имеет значения, потому что, по изложению французских исследователей, явления у эпилептиков только резче выражены, не различаясь по существу от явлений у обыкновенных истеричных.

Детские черты характера истеричных выступают главным образом в виде силы и неудержимости аффектов. Происшествие, производящее на нормального человека очень слабое впечатление, вызывает у них значительное душевное волнение.

Так, Жанэ сообщает об одной из своих больных — Люси, очень часто служившей ему для опытов, что она забивалась в угол и заливалась горькими слезами, если ей рассказывали какую-нибудь глупую историю о собаке, которую переехали на улице, или о жене, побитой мужем. Другая истеричка, Леони, обнаруживает самый дикий восторг, увидев Жанэ после промежутка в несколько дней; она прыгает, скачет, испускает дикие звуки, вообще приходит в состояние, близкое к истерическим припадкам, которые и действительно происходят, если аффект еще немного усилится. Третья пациентка Жанэ — Роза имела истерический припадок, длившийся 48 часов по поводу того, что ожидаемая ею особа не явилась в определенный час.

Восприимчивость к внушению обнаруживается у истеричных очень резко: случайное слово, обратившее на себя их внимание, может сделаться руководящим для их мыслей и поступков. Нередко особенно сильно поразившее их представление переходит в галлюцинацию.

Прекрасный пример этого даст нам опять Жанэ: «Однажды я пришел к Люси, чтобы сделать над нею некоторые опыты. Она сказала, что устала и не расположена, что я ей уже накануне надоел опытами и что она не желает начинать их снова. „Хорошо, — сказал я, — будем сегодня праздновать, но чтобы мой приход не пропал даром, расскажи мне историю“. — „Что за глупости, никаких историй я не знаю; не начать же вам рассказывать про Али-Бабу“. — „Отчего же нет? Я буду слушать“, — сказал я. Полусмеясъ, полусердясъ, она принялась за сказку; сначала она рассказывала плохо и ежеминутно прерывала рассказ, наблюдая, слушаю ли я; но затем увлекалась все более и более; речь полилась гладко, и на меня она более не обращала внимания. Вдруг она громко вскрикнула, уставилась в угол комнаты и сдавленным голосом зашептала про себя; „Вот они, разбойники, — в больших мешках \ Она прекратила рассказ и следила глазами за сценами, которые, очевидно, проходили перед ее глазами, но по- детски вставляя по временам свои замечания. „Сейчас их всех убьют — это хорошо“. Я, конечно, старался ее не прерывать, и никогда история Али-Бабы не казалась мне столь интересной. То, что я видел перед собою, представляло в действительности образ мышления истеричных. Наши мысли, здоровых людей, холодны и бледны, тогда как у них они полны красок и жизни, и образы всегда переходят в галлюцинации».

Большая возбуждаемость истеричных, их способность приходить в волнение от всяких пустяков ведут к тому, что они постоянно заняты собою и на все окружающее смотрят исключительно с точки зрения своих интересов. Все истеричные большие эгоисты, и их тщеславие, их стремление всегда имеют предпочтение перед другими, ведут часто к большим нелепостям. С другой стороны, их повышенная восприимчивость к внушениям составляет причину значительной изменчивости в симптомах болезни. Случайное, неважное происшествие может явиться в качестве внушения и внезапно излечить анестезию, паралич или контрактуру. Некоторые исследователи, напр. П. И. Мёбиус, доходят до того, что считают все эти симптомы за следствие самовнушения.

Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату