Иль называть того, кто равен, «господин».

О, если б каждый день иметь краюху хлеба,

Над головою кров и скромный угол, где бы

Ничьим владыкою, ничьим рабом не быть!

Тогда благословить за счастье можно б небо.

На чьем столе вино, и сладости, и плов?

Сырого неуча. Да, рок – увы – таков!

Турецкие глаза – красивейшие в мире —

Находим у кого? Обычно у рабов.

Я знаю этот вид напыщенных ослов:

Пусты, как барабан, а сколько громких слов!

Они – рабы имен. Составь себе лишь имя,

И ползать пред тобой любой из них готов.

О небо, я твоим вращеньем утомлен.

К тебе без отклика возносится мой стон.

Невежд и дурней лишь ты милуешь, – так знай же:

Не так уже я мудр, не так уж просвещен.

Напрасно ты винишь в непостоянстве рок;

Что не в накладе ты, тебе и невдомек.

Когда б он в милостях своих был постоянен,

Ты б очереди ждать своей до смерти мог.

Чтоб мудро жизнь прожить, знать надобно немало,

Два важных правила запомни для начала:

Ты лучше голодай, чем что попало есть,

И лучше будь один, чем вместе с кем попало.

Я научу тебя, как всем прийтись по нраву:

Улыбки расточай налево и направо,

Евреев, мусульман и христиан хвали, —

И добрую себе приобретешь ты славу.

Когда б я властен был над этим небом злым,

Я б сокрушил его и заменил другим,

Чтоб не было преград стремленьям благородным

И человек мог жить, тоскою не томим.

Когда от жизненных освобожусь я пут

И люди образ мой забвенью придадут,

О, если бы тогда – сказать ли вам? – для пьяниц

Из праха моего был вылеплен сосуд!

Сладка ль, горька ли жизнь, – мы умереть должны,

И Нишапур и Балх для мертвого равны.

Пей! Много, много раз чередоваться будут

И после нас с тобой ущерб и рост луны.

Чтоб счастье испытать, вина себе налей,

День нынешний презри, о прошлых не жалей,

И цепи разума хотя б на миг единый,

Тюремщик временный, сними с души своей.

Мне свят веселый смех иль пьяная истома,

Другая вера мне иль ересь незнакома.

Я спрашивал судьбу: «Кого же любишь ты?»

Она в ответ: «Сердца, где радость вечно дома».