старом кладбище Уилкинсонов, прошло три дня.

Тем не менее с полки на него искоса глядело белое, холодное, мертвое лицо Джона Уилкинсона. Это был не кошмар, не безумный сон. Там, на каминной полке покоилась отрубленная голова его брата. А перед камином туда-сюда сновало существо с красными глазками. Огромная серая крыса пищала, обезумев от невозможности добраться до плоти, к которой ее влек омерзительный голод.

Сол Уилкинсон рассмеялся жутким, душераздирающим, похожим на скрежет смехом, и тот слился с визгами серой твари. Его туловище покачивалось взад-вперед, и вскоре смех сменился исступленными рыданиями. Их сопровождали отвратительные вскрики, которые эхом разнеслись по старому дому и вырвали спящих из их снов.

Это были вопли безумца. Представший перед ним ужас помутил рассудок Сола Уилкинсона, словно задув пламя зажженной свечи.

Крики разбудили Стива Харрисона, спавшего в комнате наверху. Еще не успев как следует проснуться, он уже спускался по лестнице с пистолетом в одной руке и фонариком в другой.

Внизу в коридоре он увидел свет, который струился из-под двери, и направился к ней. Кто-то уже побывал там до него. Едва миновав лестницу, Харрисон увидел силуэт, устремившийся через коридор, и осветил его лучом фонаря.

Как оказалось, это был Питер Уилкинсон. Высокий и худощавый, с кочергой в руке, он прокричал что-то бессвязное и, распахнув дверь, ворвался внутрь.

Харрисон услышал, как Питер воскликнул:

– Сол! В чем дело? На что ты так уставился…

Затем ужасный вопль:

– О боже!

Кочерга звякнула о пол, и безумные крики переросли в яростное крещендо.

В этот момент Харрисон достиг двери и поразился представшей ему сценой. Он увидел двух мужчин в ночных рубашках, сцепившихся при свете свечей, в то время как с каминной полки слепо взирало белое, холодное, мертвое лицо, а серая крыса, впав в бешенство, кружила у их ног.

Вступив в эту комнату ужаса и безумия, могучий, крепко сложенный Харрисон сразу заметил, что Питер Уилкинсон ранен – он выронил кочергу, и кровь хлестала у него из раны на голове, пока он тщетно пытался оторвать тонкие пальцы Сола от своего горла.

Блеск в глазах Сола говорил о том, что он был вне себя. Крепко сжав рукой его шею, Харрисон оттащил его от жертвы с такой силой, какой не могла противостоять даже ненормальная энергия сумасшедшего.

Жилистые мышцы безумца, будто стальные, напрягались в руках детектива. Сол извивался в его хватке, щелкая зубами, как зверь, – он целился в плотную шею Харрисона. Детектив оттолкнул его от себя, пока тот, уже с пеной на губах, царапался, и врезал ему кулаком по челюсти, отчего тот рухнул на пол. После этого Сол лежал неподвижно с остекленевшим взглядом, и лишь конечности его слегка подергивались.

Питер отшатнулся от стола с полиловевшим лицом, мучаясь от тошноты.

– Несите веревку, быстро! – крикнул Харрисон, поднимая с пола поникшее тело и опуская его в большое кресло. – Разорвите простыню на ленты. Нужно связать его, пока не очнулся… Черт побери!

На босую ступню лежавшего без чувств Сола набросилась крыса. Харрисон отпихнул ее, но она яростно пискнула и, набрав силы, вернулась с дьявольским упорством. Тогда он раздавил ее ногой, прервав сводящий с ума писк.

Питер, судорожно задыхаясь, протянул в руки детективу ленты, на которые разорвал простыню, и Харрисон, используя свои профессиональные навыки, связал безвольные конечности. В этот момент он поднял голову и увидел Ричарда, младшего из братьев, который стоял в дверях с белым как мел лицом.

– Ричард! – выдохнул Питер. – Господи! Это же голова Джона!

– Вижу! – Ричард облизнул губы. – Но зачем вы связываете Сола?

– Он спятил, – резко заявил Харрисон. – Принесете немного виски?

Как только Ричард принес бутылку с закрытой полки, снаружи на крыльцо ступили чьи-то ботинки и послышался голос:

– Эй, там! Дик! Что стряслось?

– Это наш сосед, Джим Эллисон, – пробормотал Питер.

Он подошел к двери, противоположной той, что вела в коридор, и повернул ключ в старинном замке. Дверь на боковое крыльцо открылась, и в нее неуклюже ввалился мужчина с взъерошенными волосами и в брюках, натянутых поверх ночной рубашки.