гостей?

Пирр, казалось, пробудился от некоего мрачного размышления и покачал головой.

– Нет, друг мой. Если я кажусь рассеянным, то только из-за тени, что омрачила мой собственный ум.

Он говорил с грубым акцентом, но его голос звучал сильно и энергично. Остальные оглянулись на него с любопытством. То был начальник наемников Эанатума[8], аргивянин, о похождениях которого впору было слагать сказания.

– Вас тревожат мысли о женщине, господин Пирр? – со смехом спросил князь Энакалли. Пирр пригвоздил его мрачным взглядом, и князь почувствовал, как по спине у него пробежал холодок.

– Да, о женщине, – пробормотал аргивянин. – Такой, что приходит только во сне, чтобы тенью витать между мной и лунным диском. В ночных видениях я чувствую, как ее зубы вонзаются в мою шею, а проснувшись, слышу хлопанье крыльев и крик совы.

Все сидевшие на возвышении примолкли. Только из громадной залы под ними по-прежнему раздавался шум пиршества, говор и звон лютни; громко рассмеялась одна из девушек, и в смехе ее прозвучала любопытная нотка.

– На него наложено проклятие, – прошептала арабская наложница. Нарам-нинуб жестом приказал ей умолкнуть и хотел было заговорить сам, но тут Иби-Энгур прошепелявил:

– О, господин мой Пирр, это зловещий знак, отмщение богов. Не совершили ли вы чего-то, что оскорбило бы какое-нибудь божество?

Нарам-нинуб в раздражении закусил губу. Всем прекрасно было известно, что во время недавнего своего похода против Эреха аргивянин убил жреца Ану прямо у алтаря его храма. Пирр резко поднял золотогривую голову и уставился на Иби-Энгура, гадая, следует ли ему посчитать вопрос злым намеком или бестактностью. Князь начал бледнеть, но тут арабская наложница поднялась на колени и схватила Нарам-нинуба за руку.

– Взгляните на Белибну! – она указала на девушку, что так дико рассмеялась мгновением прежде. Ее соседи беспокойно отодвигались прочь, но та не обращалась к ним и даже, казалось, их не видела. Белибна запрокинула украшенную драгоценностями голову, и по пиршественной зале разнесся пронзительный смех. Ее изящное тело раскачивалось из стороны в сторону, золотые браслеты звенели и побрякивали всякий раз, когда она вскидывала белые руки. В ее глазах горело дикое пламя, а губы изогнулись в неестественной ухмылке.

– Она под властью Арабу[9], – испуганно прошептала арабская наложница.

– Белибна? – резко окликнул девушку Нарам-нинуб. В ответ раздался новый взрыв хохота. Затем девушка выкрикнула:

– В дом мрака, в обитель Иргаллы[10], по дороге, с которой никто не возвращается. О, Апсу[11], как горько твое вино!

Ее речь оборвалась пронзительным криком, и, внезапно вскочив с подушек, она прыгнула на возвышение с кинжалом в руке. Наложницы и гости с визгом бросились врассыпную, но Белибна, лицо которой было искажено от ярости, бежала прямо к Пирру. Аргивянин перехватил ее запястье, и даже невероятная сила безумия оказалась бессильна перед стальным захватом варвара. Он отбросил девушку от себя, вниз по усыпанным подушками ступеням, и она осталась лежать у подножия лестницы. Ее собственный кинжал пронзил сердце несчастной во время падения.

Рокот внезапно замерших разговоров возобновился, стражи утащили прочь тело, и разукрашенные танцовщицы вернулись на свои подушки. Но Пирр обернулся к рабу и, взяв у него широкий алый плащ, накинул себе на плечи.

– Останьтесь, друг мой, – попросил Нарам-нинуб. – Нельзя позволить такой мелочи помешать нашему веселью. На этом свете довольно безумия.

Но Пирр раздраженно мотнул головой.

– Нет, довольно с меня выпивки и обжорства. Я возвращаюсь в свой дом.

– В таком случае, наш пир подошел к концу, – объявил семит, поднимаясь на ноги, и хлопнул в ладоши. – Я прикажу доставить вас до подаренного вам царем дома в моем паланкине. Ах нет, я забыл, вы же гнушаетесь ездить на спинах других. Раз так, я сам провожу вас. Господа, присоединитесь ли вы к нам?

– Идти пешком… как простолюдины? – с запинкой произнес князь Ур-илишу. – Это что-то новенькое. Видит Энлиль [12], я с вами. Но мне нужен раб, который понесет шлейф моего одеяния, чтобы оно не волочилось в уличной пыли. Пойдемте, друзья, милостью Иштар, проводим господина Пирра до дома!

– Странный он человек, – прошепелявил Иби-Энгур на ухо Либит-ишби, когда гости вышли из просторного дворца и спустились по широкой украшенной плиткой лестнице, которую сторожили бронзовые львы. – Ходит по улицам без слуг, как простой торговец.

– Осторожнее, – прошептал тот в ответ. – В гневе он скор на расправу, и Эанатум ему благоволит.

– Даже любимцу царя следует остерегаться гнева бога Ану[13], – ответил Иби-Энгур столь же тихо.

Компания неторопливо двигалась по широкой белой улице, и простолюдины, склонявшие перед ними бритые головы, изумленно смотрели вслед. Солнце взошло лишь недавно, но Ниппур уже вполне пробудился ото сна. Торговцы раскладывали свой товар; люди сновали между прилавками, образовывая постоянно изменявшееся полотно, составленное из ремесленников, торговцев, рабов, потаскух и солдат в медных шлемах. Вот возвращался со своего склада торговец, почтенная фигура в строгой шерстяной одежде и белой накидке. Тут торопился куда-то раб в льняной тунике. Там семенила размалеванная девка в короткой юбке с разрезами, на каждом шагу обнажавшими гладкую кожу ее бедер. И надо всеми ними синева неба начинала белеть