законодательства или нечёткость формулировки национальных положений как таковых использовались Судом как дополнительный аргумент, указывающий на нарушение Статьи 6 (Компания «ДМД Груп» против Словакии (DMD Group, a.s. v. Slovakia), пп. 62-72). Иногда в качестве подкрепления своего заключения по Статье 6 Суд также ссылался на национальные решения, констатировавшие нарушение конституционного положения, тождественного Статье 6 (Хенрик Урбан и Рышард Урбан против Польши (Henryk Urban and Ryszard Urban v. Poland), 30 ноября 2010 г., пп. 47- 56).
Статья 6 главным образом служит для определения того, были ли предоставлены заявителю достаточные возможности изложить свою позицию и оспорить доказательства, которые он считал недостоверными, а не для того, чтобы оценивать правильность или неправильность решения, принятого национальными судами (Каралевичус против Литвы (Karalevicius v. Lithuania), реш., 6 июня 2002 г.).
В соответствии с принципом субсидиарности мнений на всех уровнях Статья 6 не позволяет Суду действовать в качестве суда четвёртой инстанции, т.е. вновь устанавливать факты дела или вновь изучать предполагаемые нарушения национального законодательства (Бернар против Франции (Bernard v France), 23 апреля 1998 г., пп. 37-41), или выносить решение относительно допустимости доказательств (Шенк против Швейцарии (Schenk v. Switzerland), 12 июля 1988 г., пп. 45-49). Государства обладают свободой применять уголовное законодательство по отношению к любому деянию (если только это не является нарушением других прав, гарантированных Конвенцией) и определять признаки состава преступления.
Таким образом, Суд не уполномочен диктовать содержание национального уголовного законодательства, включая указание на конкретную форму защиты, которую следует предоставить обвиняемому (G. против Соединенного Королевства (G. v. the United Kingdom), 30 августа 2011 г., реш., пп. 28-30). В последние годы, однако, Суд несколько раз констатировал нарушения Статьи 6 по фактам повторного принятия конфликтующих судебных решений по одному вопросу одним и тем же апелляционным судом (Тудор Тудор против Румынии (Tudor Tudor v. Romania), 24 марта 2009 г., пп. 26-33) либо разными районными судами после процедуры обжалования (Штефэницэ и другие против Румынии (Stefanica and others v. Romania), пп. 31-40), подчеркивая, что «глубокие и давние» расхождения в позициях несовместимы с принципом правовой определенности в её широком понимании. В то же время недавно Большая Палата указала на то, что сравнение различных решений национальных судов не входит в задачи Суда по Статье 6, даже если они были вынесены в рамках разбирательств, сходных по внешним признакам, — за исключением дел, связанных с очевидным произволом (Неждет Сахин и Перихан Сахин против Турции (Nejdet Sahin and Perihan Sahin v. Turkey), 20 октября 2011 г., постановление БП, пп. 59-96).
Статья 6 устанавливает очень высокую степень презумпции достоверности фактов, установленных национальными судами, если только не выясняется, что в ходе национальных разбирательств были допущены грубые нарушения требований Статьи 6, как, например, в делах, касающихся провокации со стороны правоохранительных органов (Раманаускас против Литвы (Ramanauskas v. Lithuania), постановление БП, пп. 48-74), хотя эта категория дел, скорее, является исключением, чем правилом.
Статья 6 предполагает рассмотрение справедливости разбирательств в целом, а именно всех стадий и возможностей, предоставленных заявителю, а не оценку отдельно взятого процессуального изъяна как такового (per se). В то же время в последние годы Суд стал придавать большее значение некоторым значимым моментам разбирательств, в частности, обстоятельствам первого допроса подозреваемого по уголовному процессу (Имбриосция против Швейцарии (Imbrioscia v. Switzerland), пп. 39-44; Салдуз против Турции (Salduz v. Turkey), постановление БП, пп. 56-62; Пановиц против Кипра (Panovits v. Cyprus), 11 декабря 2008 г., пп. 66-77; Даянан против Турции (Dayanan v. Turkey), 13 октября 2009 г., пп. 31-43; Пищальников против России (Pishchalnikov v. Russia), 24 сентября 2009 г., пп. 72-91).
Может ли пересмотр судом вышестоящей инстанции исправить процессуальный изъян, возникший на более ранней стадии разбирательств, зависит от характера вмешательства, полномочий и рамок усмотрения суда вышестоящей инстанции (Роу и Девис против Соединенного Королевства (Rowe and Davis v. the United Kingdom), 16 февраля 2000 г., пп. 61-67). Подобным же образом отсутствие процессуальных гарантий на более поздней стадии разбирательств может быть компенсировано тем, что заявителям была предоставлена возможность осуществить свои права на более ранней стадии (см., однако, дело Гарсия Эрнандес против Испании (Garcia Hernandez v. Spain), 16 ноября 2010 г., пп. 26-36).
Как правило, человек может заявить о том, что стал «жертвой» нарушения Статьи 6, только если разбирательства закончены и этот человек признан виновным в совершении преступления (Олекси против Польши (Oleksy v. Poland), 28 ноября 2006 г., реш.) или проиграл при рассмотрении гражданского иска (по крайней мере, частично). Встречаются, впрочем, и некоторые исключения, когда оказываются нарушенными требования «доступа к правосудию» или «разумного срока» при отсутствии окончательного решения по делу. Нередко принцип презумпции невиновности (Статья 6 п. 2) оказывается нарушенным, хотя человек не подвергается судебному преследованию или не признается виновным[3].
Несмотря на то что Суд редко указывал на ограниченный характер права по Статье 6, при более подробном рассмотрении его практики, связанной с Конвенцией, выясняется, что некоторые элементы этого положения, такие как право на доступ к правосудию (например, Эшингдейн против Соединенного Королевства (Ashingdane v. the United Kingdom), 28 мая 1985 г., пп. 55-60), очень близки к тому, чтобы быть названными ограниченными так же, как и права, гарантированные в Статьях 8-11 Конвенции. Оттачивая формулировку ограниченного права по Статье 6, Суд заявлял,
