«Но полно – не принесет» уже ближе к «отступлениям» Онегина. Например:
Полагаю, нет смысла доказывать, что речь идет об одной из граней амбивалентного чувства Онегина к Татьяне, что проявилось и в его разговоре с книгопродавцем. Что же касается стихов «Пускай их юноша поет, Любезный баловень природы», то в контексте обстановки 20-х годов это может восприниматься как намек на поэзию Баратынского. Что дает нам пушкинский эпистолярий за период, когда создавался «Разговор» и сам роман, отмечено выше: до самой своей смерти Пушкин ни о ком другом из поэтов как о «счастливце» больше не отзывался.
Но самое интересное даже не это, а то, как именно в «Разговоре» появился намек о Баратынском. Ведь в первом издании (1825 год) было «Пускай их Шаликов поет» (кн. П. И. Шаликов был известен как слащавый стихотворец, певец «прекрасного пола»); в рукописи было – «Батюшков». А «юноша» появился при переиздании «Разговора» в 1829 году, и, видимо, не потому, что Пушкин пошел навстречу обиженному князю – к такой реакции ему было не привыкать. Стоит вспомнить, что как раз в это время осуществлялась кампания по более четкому введению образа Баратынского в контекст «Евгения Онегина»; кампания, которая окончательно завершилась только в 1833 году с появлением соответствующих примечаний к роману.
Но возвратимся к Онегину, продающему свою рукопись и выражающему свое отношение к женщинам:
Вот он, мотив пушкинского эпиграфа с характеристикой «чувства превосходства» Онегина. Так это – оттуда. А, может, наоборот – то отсюда. Ведь первая глава с эпиграфом и «Разговор» создавались одновременно. Здесь же – тема, которую Пушкин разовьет в четвертой главе (XXXIV):
Но читаем «Разговор» дальше:
Ага, вот, сдавая в печать свои незавершенные воспоминания, Онегин уже жалеет, что отразил в них свои чувства к Татьяне и унизил перед ней свой гордый ум – «чувство превосходства» в сочетании с «восторгом чистых дум» уже здесь, в «Разговоре», приняло форму «комплекса Татьяны». Кстати, о «восторге» собственных «чистых дум» действительно может писать лишь тот, кого Пушкин через 9 лет в своих «Примечаниях» иронически назовет: «скромный автор наш». Куда уж скромнее… Что же касается текста самого романа, то возвращаю читателя к только что процитированной XXXIV строфе из первой главы; напомню, «Разговор» и эта глава были изданы
Еще место в «Разговоре», которое сопрягается контекстами с «лирическими отступлениями» рассказчика в «Онегине»:
Вряд ли есть смысл комментировать содержание – достаточно будет просто напомнить, что этот же мотив появится снова в «Посвящении», которое впервые будет опубликовано в 1828 году при издании четвертой и пятой глав, а объяснение к нему – еще через четыре года, в восьмой главе. А вот на точках, заменяющих оборванную избытком чувств мысль Онегина, остановиться стоит. Эти точки появятся в изобилии потом, уже в романе. Хотя, впрочем, это у Пушкина они появятся потом, после «Разговора». А по лирической фабуле эти пропуски – самые последние у Онегина, уж он их в восьми главах наставил… Ведь все-таки мы имеем дело с эпилогом романа…
Вот еще один общий этический контекст, превращающий «Разговор» в эпилог «Евгения Онегина»:
