отвернувшись от упавшего тела Эйдолона, поднял отрубленную голову. Из рассеченных сосудов обильно текла кровь, и Фулгрим обошел зал, направляя застывающие капли в открытые фляги с вином.

— Пейте, дети мои, — произнес он, словно ничего особенного не произошло. — Наполняйте свои чаши и пейте за победу, к которой я вас приведу. Мы выиграем войну на Призматике и покажем Воителю, как надо вести эту кампанию!

Дети Императора ринулись вперед, им не терпелось воспользоваться даром своего примарха. Фулгрим, не выпуская из рук голову Эйдолона, поднялся к трону и, прежде чем сесть, расправил свою золотую мантию. Затем он принялся наблюдать за своими воинами, и его взгляд снова приобрел покровительственное и слегка снисходительное выражение.

Люций стал вспоминать все движения Фулгрима с того момента, когда он обнажил меч, чтобы обезглавить лорд-командора. Опытный глаз фехтовальщика проанализировал каждый шаг примарха, каждый поворот его плеч и движение бедер перед смертельным ударом.

Одно движение плавно перетекало в другое, словно иного варианта просто не существовало. Безупречное тело примарха все время сохраняло непоколебимое равновесие, и, тем не менее, Люций обнаружил то, чего не смог бы заметить никто, кроме величайшего мастера меча. И это наблюдение вызвало в нем трепет волнения и разочарования.

Мысль казалась невероятной, даже изменнической, но Люций не смог удержаться от логического заключения.

«Я мог бы победить тебя, — думал Люций. — Если бы мы прямо сейчас сошлись в поединке, я убил бы тебя».

Воины Механикум были сильными противниками, их аугментация и оснащение намного превосходили уровень обычных смертных, но Люций сомневался, чтобы они получили хоть какие-то зачатки знаний для ведения ближнего боя. Танцующей походкой он двигался сквозь бурлящую толпу, и его мечи, описывая молниеносные дуги, рассекали жизненно важные сосуды, отрубали конечности и сносили черепа.

Воины подверглись улучшению, чтобы стать массивнее и сильнее большинства людей, но их мощи недоставало умения. Любого человека можно накачать средствами для увеличения роста и внедрить в его тело массу боевой аугментики, но что толку, если он не умеет всем этим пользоваться?

Против Люция вышел вооруженный сервитор, закованный в лазурную боевую броню и лишившийся почти всего, что можно было отнести к органической природе. Установленная на плече пушка выплюнула очередь снарядов, вырвавших осколки из блестящей вулканической скалы, но Люций уже начал движение. Он перекатился под струей огня, отсек яростно вращающиеся стволы пушки и воткнул терранский клинок в узкую щель между брюшными пластинами брони сервитора.

Из раны, словно из гидравлического пресса, вырвалась струя темной маслянистой крови, а Люций успел увернуться от протянутой к нему руки. Щелкающий, окутанный сиянием энергии коготь опустился вниз, так что Люций смог использовать его в качестве трамплина. Запрыгнув на выступ защищающей бедро пластины, он сделал сальто и встал на широкие плечи сервитора. Серебристое лезвие лаэрского клинка вонзилось в бронированный череп, под крышкой которого взорвалось что-то мягкое и живое. В следующее мгновение Люций, довольный видом красной влаги на мече, проворно спрыгнул с корпуса умирающего сервитора.

Биомашина покачнулась, но не упала, хотя жизнь уже покинула ее.

Люций прервал череду убийств, чтобы стряхнуть кровь с меча, и вдруг оглушительный взрыв поднял в небо тучи дыма и пыли. Воспламенившийся неочищенный прометий в сочетании с насыщенным углеводородами воздухом образовал такую мощную смесь, что у Люция приятно закружилась голова.

Вокруг него Дети Императора самозабвенно палили в гущу сражающихся воинов. То, что начиналось как тщательно подготовленное массовое истребление, превратилось в настоящую свалку. Основные очистительные и перерабатывающие комплексы охранялись сотнями аугментированных воинов, но у них не было ни единого шанса на успех. На защитников Призматики были брошены три роты Детей Императора, так что вскоре здесь не останется ни одного выжившего.

Люций, хотя и тщательно скрывал свои чувства, не мог не признать правоты суждения лорд-командора Эйдолона, высказанного им перед гибелью. Флотилии во главе с «Андронием» и «Гордостью Императора» потребовалось всего десять часов, чтобы пробить наружный охранительный рубеж и сокрушить орбитальную оборону. Были захвачены три грузовых транспорта — многокилометровые громадины, загруженные миллиардами тонн мерцающих зеркальных кристаллов.

После того, как было покончено с орбитальными силами, в район основного производства, расположенный у южной оконечности огромного леса кристальных шпилей, спустились эскадрильи «Грозовых птиц», и началась резня. Дети Императора почти беспрепятственно продвигались по объятым пламенем обширным цехам и складам производственного комплекса Механикум. Замершие буровые установки, напоминающие гигантских богомолов, высились над сражавшимися воинами, воздев к небу длинные сверла и фрезы.