тяжелые орудия большой мощности. Это были пушки для стрельбы на расстояние 20–25 километров и очень крупные мортиры калибром до 38 сантиметров. Эти гигантские орудия были поставлены на железнодорожные платформы и потребовали постройки специальных рельсовых путей для подвоза их к району будущей операции.

24 июня по всему фронту англо-французов на Сомме началась грандиозная артиллерийская подготовка, которая длилась семь дней. В это время многочисленная французская авиация развила настолько активные действия, что достигла полного превосходства в воздухе. Это позволяло французским артиллерийским наблюдателям почти беспрепятственно корректировать стрельбу своих батарей и подавлять огонь неприятельских орудий.

После недельного артобстрела 1 июля англичане атаковали немцев силами 16 дивизий в направлении Бапома, а французы силами тех же 16 дивизий в направлении Перона. Продвижение французов к югу от Соммы все время значительно опережало наступление англичан. Это грозило создать опасный разрыв между армиями двух союзников, и французам приходилось сдерживать свои части из-за боязни фланговых ударов противника. Помимо этого, значительное сокращение фронта прорыва привело к тому, что атакующие войска подвергались с севера фланговому огню германцев. Необходимо было расширить прорыв на север. Все это значительно ослабило результаты первого удара и давало германцам достаточно времени, чтобы подтянуть необходимые резервы и предпринять настойчивые контратаки. В начале операции немцы имели на участке Соммы всего восемь дивизий, а к концу июля — уже тридцать [381].15 сентября англичане провели большую атаку, применив новое средство прорыва — танки. Их англичане сконструировали в глубокой тайне и впервые применили в сражении на Сомме. На поле боя действовало всего 18 танков. Они были очень несовершенны, громоздки и неуклюжи. Чтобы направить танк в какую-либо сторону, два человека должны были с огромной мускульной силой поворачивать хвостовые железнодорожные колеса; скорость танка на местности не превышала двух километров в час; экипаж танка работал в невероятно тяжелых условиях — он угорал от газа и порохового дыма, жара в машине достигала 70 градусов. Однако появление этого нового средства войны было настолько неожиданным, что произвело потрясающее впечатление на немцев. С помощью танков на фронте в 10 км за пять часов английская пехота продвинулась вперед на 4–5 км и заняла деревни Флер, Мартенпюиш, Курселет[382].

Операция на Сомме длилась почти пять месяцев, и за это время союзники продвинулись не многим более чем на 10 км вглубь неприятельского фронта, а их потери составили 453 тыс. человек у англичан и 341 тыс. у французов. Потери германцев достигли 538 тыс. человек, из них 105 тыс. человек пленными[383]. Активная фаза войны на Западном фронте стихала, в то время как на Восточном фронте она продолжалась с прежним напряжением.

Успехи русских войск Юго-Западного фронта подтолкнули Румынию выйти из нейтрального положения и присоединиться к Антанте. Ее правительство выторговывало то в одной, то в другой воюющей стороне наибольших выгод и территориальных, и политических. Антанта склоняла Румынию зимой 1916 года выступить на ее стороне и пообещала ей присоединить к ней территории Трансильвании и Буковины, если она их завоюет. Но для этого Румынию надо было усилить 200–250-тысячной армией, а сделать это могла только Россия. И Россия, и Германия по своему опыту знали, что румынская армия по своим боевым качествам очень ненадежна, и будет с ними или против них, не имело принципиального значения; вот почему и русское, и немецкое командование избегало вести серьезные переговоры по этому поводу. Французы такого опыта не имели и видели «в лице румынской армии весьма значительное приращение сил, достигающее нескольких сотен тысяч человек»[384].

Русское командование, оценивая обстановку, справедливо считало, что для обеспечения левого крыла армий Юго-Западного фронта лучше иметь нейтральную Румынию. Начальник штаба Ставки неоднократно излагал министру иностранных дел свои соображения о тех затруднениях, какие возникнут у русской армии при вступлении Румынии в войну и необходимости выделять ей в помощь русские силы, на чем особенно настаивали Франция и Англия. Так, в письме от 7 февраля генерал Алексеев предупреждал: «Если мы примем обязательство собрать в Добрудже столь сильную армию, которая подразумевает наступательные действия на Балканском полуострове, то мы же должны будем собрать и другую достаточной силы армию, дабы обеспечить обнаженное левое крыло наших армий генерала Иванова, прикрыть путь на Одессу, Николаев, с северо-запада, и обеспечить тыл и правый фланг румынской армии. Силы наши для Германского фронта ограничены»[385]. Царю Николаю II, настаивавшему на привлечении Румынии на сторону стран Антанты, генерал Алексеев говорил доступным военным языком: «Ваше Величество! Если румыны выступят против нас, то для их разгрома понадобится наших 20 дивизий, если же они выступят на нашей стороне, то для их поддержки нам тоже надо будет выделить 20 дивизий. Решайте!»

В конце августа произошла смена германского командования. Полевой Генеральный штаб возглавил генерал Гинденбург, а первым генерал- квартирмейстером стал Людендорф. Принимая из уст кайзера Вильгельма II благословение на успешную деятельность, Гинденбург понимал, что ждет его и немцев в ближайшем будущем. Германия сумела завоевать много земель на западе и на востоке, но поднятые войной могучие силы Великобритании, Франции и России и поддерживавших их стран были неисчерпаемы, и рано или поздно Германия должна была признать свое поражение. И Гинденбург, в паре с неистовым на военные новации Людендорфом, понимал, что затягивание войны для Германии равносильно самоубийству, которое необходимо было упредить приемлемым миром, пока не иссякли силы немцев. Моральный дух германских войск, сосредоточенных на Западном фронте, был уже подорван кровавой бойней под крепостью Верден и сознанием все возрастающего превосходства союзников в области техники и ее производства.

На близком горизонте на стороне Антанты стали вырисовываться могучие контуры Соединенных Штатов Америки, стремительно набиравших военную и морскую силу. Их правящие круги понимали, что победа Германии обрекала их на неизбежное противоборство с немцами, и «лучше было воевать против них в составе коалиции стран, чем потом одной»[386].