которой он должен был стремиться.
Против 1-й и 2-й русских армий, нацеленных для вторжения в Восточную Пруссию, действовала 8 германская армия генерала Притвица, поэшелонно развернувшаяся по всему фронту от Кенигсберга до нижнего течения Вислы. Ее усиленный 20 корпус прикрывал южную границу Восточной Пруссии против собиравшейся на реке Нарев 2-й армии генерала Самсонова. Директива Мольтке от 6 августа ставила 8 армии три основных задачи: выиграть время для переброски войск с французского театра, поддержать австрийское наступление и удерживать в своих руках р. Висла как базу[159].
Соотношение сил в пехоте и коннице было в пользу русских, в тяжелой артиллерии — на стороне германской армии. В составе Северо- Западного фронта было 17,5 пехотных и 8,5 кавалерийских дивизий, 1104 орудия, 54 самолета. 8-я немецкая армия насчитывала 15 пехотных и 1 кавалерийскую дивизии, 1044 орудия, 56 самолетов, 2 дирижабля. Немцы располагали 156 тяжелыми орудиями, тогда как русские имели их всего 24, и все они были оставлены[160].
Огромное преимущество германской амии заключалась в хорошей подготовке театра действий, а развитая сеть железных и шоссейных дорог позволяла немецкой армии производить быструю перегруппировку войск и достигать в нужные моменты превосходства в силах и средствах над русскими.
Управление войсками, готовившимися к вторжению в Восточную Пруссию, давалось с трудом, так как во всех штабах, от фронта до дивизии, отсутствовали современные для того времени радиосредства, а имеющиеся радиостанции не имели шифров для передачи секретных сообщений, так как по распоряжению военного министра Сухомлинова накануне войны из войск были изъяты старые шифры, а новые так и не поступили. Чтобы хоть как-то наладить управление войсками, многие командиры и штабы в 1-й и 2-й армиях все распоряжения передавали открытым текстом, уповая на Бога и на то, что противник не успеет перехватить их незасекреченные радиограммы. Однако прилежные и хорошо обученные радиоспециалисты 8-й армии Притвица прослушивали все радиопереговоры русских офицеров, и именно эти перехваты позволили немецкому командованию знать не только все передвижения русской армии, но и содержание их боевых задач. Командующий 1 армией генерал-адъютант Ренненкампф, не утруждая себя заботами о скрытности управления, в первом приказе по армии предложил связь с ним и между дивизиями вести с помощью государственного телеграфа[161], которым в России управляли немцы.
В первые дни боев, несмотря на то, что операция в целом была подготовлена плохо, русские войска показали превосходные боевые качества. Пехота действовала смело и решительно. Артиллерия поражала искусством стрельбы. 17 августа правофланговые части 1-й русской армии вступили в бой с немцами у городка Сталюпенен. В ночь на 18 августа германские войска отошли к Гумбинену, отдав сразу в руки русским полосу своей территории глубиной свыше 30 километров. 19 августа командующий 1-й армии, узнав об этих первых победах, дает в свой штаб телеграмму из Вильно, где он находился, в которой приказывает командирам корпусов «не вступать в упорный бой с неприятелем и оставаться на занимаемых местах и 20 августа»[162]. Войска, выполняя этот приказ, остановились на дневку-отдых, но именно утром 20 августа они были подвергнуты нападению 1-го и 17-го корпусов германской армии. До полудня, из-за внезапности нападения, успех был на стороне немцев, но русские дивизии выстояли и огнем артиллерии с закрытых позиций нанесли такое поражение наступающим германским дивизиям, что к исходу дня их охватила паника, и они отхлынули за р. Роминту, а затем и на р. Ангерапп. 17-й корпус генерала Макензена был разбит, и командир корпуса не знал, где искать остатки своих разбежавшихся полков. В одной пехоте потери корпуса достигли 8000 человек — треть всех наличных сил, причем 200 офицеров было убито и ранено. Русские взяли в плен около 1000 человек и захватили 12 орудий. В этот же день в Гольдапском районе еще одна дивизия 1-й армии завязала жестокий бой с двумя дивизиями 1-го германского корпуса и сумела отстоять занятые ею рубежи, где закончился бой, прерванный наступлением темноты. Ночь застала все дивизии русской армии на своих рубежах. Дурно управляемые со стороны армейского и корпусного командования, они показали свои исключительно боевые качества, с которыми немцам, при равном соотношении сил в пехоте и даже при решительном их превосходстве в артиллерии, бороться было не под силу.
Потерпев поражение под Гумбиненом, немцы сразу сбили с себя спесь самоуверенности и преувеличенной оценки достоинств своих войск, и в ночь на 21 августа в штабе 8-й армии решалась судьба дальнейшего хода боевых действий. У них было только два решения: атаковать вновь русские войска и попытать военного счастья и исправить ошибки, допущенные ими 20 августа, или отойти к Висле. Всякие сомнения были развеяны полученным донесением, что корпуса армии генерала Самсонова перешли южную границу Восточной Пруссии и вышли на линию Юха, Харжеле, Млава. Над 8-й армией немцев нависла реальная угроза удара по тылам и путям ее отхода к Висле. Все эти грозные события заставили командующего 8-й армией генерала Притвица в ночь на 21 августа отдать распоряжение об отходе его армии к Висле, и одновременно он сообщил о своем решении в штаб Верховного командования в Кобленц. Там это сообщение вызвало полнейший переполох[163]. Вильгельм II закатил военным истерику и требовал от них принятия самых решительных мер. Отход 8-й армии к Висле и возможная потеря Восточной Пруссии заглушила все победные аккорды с Западного фронта. Судьба начавшейся войны могла в короткое время решиться на Восточном фронте, и это было смертельным ударом для Германии. Все политические и военные силы Берлина в тот момент были повернуты на Восток — к Петербургу и Кенигсбергу, так как только там их можно было разрешить. Кайзером и Верховным командованием было решено сменить Притвица на Гинденбурга, больше политика, нежели военного, хорошо знавшего тайны Берлинского и Петербургского дворов, а в помощь ему был дан генерал Людендорф, отличившийся при осаде Льежа. В возрасте 67 лет Гинденбург оказался востребованным для спасения положения в Восточной Пруссии, а его прозорливость и осторожность в военных делах хорошо сочеталась с решимостью и