с ним.

— Разве мы сегодня не достаточно мучили друг друга? — В его голосе слышится усталость.

Я тяжело вздыхаю.

— Насыщенный был денек, да?

— Ты привязала меня к креслу, — сердито напоминает мне он.

— Ты это заслужил.

Какое-то время мы просто стоим в тишине. Я тоже сбрасываю кроссовки, шагаю вперед и тут же взвизгиваю, когда ледяная вода касается моих ног. Рид усмехается.

— Атлантический океан всегда такой холодный? — Вопрос сам срывается с языка.

— Да.

Я смотрю на воду и слушаю, как волны бьются о берег. Снова вздыхаю.

— Рид, это больше не может продолжаться.

Он молчит.

— Я серьезно. — Схватив за руку, я разворачиваю парня лицом к себе. Его синие глаза смотрят на меня без всякого выражения, но уж лучше так, чем с обычным презрением. — Я больше не хочу бороться. Я устала от этой вражды.

— Тогда уезжай.

— Я уже говорила тебе, я здесь, чтобы остаться. Чтобы учиться в школе, закончить ее и поступить в колледж.

— Так я тебе и поверил!

Я раздраженно рычу.

— Ты хочешь услышать от меня что-то другое? Отлично, мне есть что сказать. Я не спала с твоим отцом, Рид. И никогда не собиралась, потому что, во-первых, это мерзко, а во-вторых, это мерзко. Он мой опекун, и я ценю все, что он для меня сделал. Так есть. И так будет.

Рид, засунув руки в карманы, продолжает молчать.

— Сегодня на яхте мы с Каллумом только разговаривали. Он рассказал мне о моем отце, и если честно, я по-прежнему не могу разобраться в своих чувствах. Я никогда не встречала Стива, но услышав о нем столько всего, даже не знаю, понравился бы он мне. Но я не могу изменить тот факт, что он мой отец, понимаешь? И ты не можешь продолжать использовать это против меня. Я не просила Стива переспать с моей мамой, чтобы она забеременела, и я не просила твоего отца врываться в мою жизнь и привозить меня сюда.

Рид язвительно усмехается.

— Ты хочешь сказать, что предпочла бы по-прежнему снимать с себя одежду за деньги?

— Прямо сейчас? Да, — признаюсь я. — По крайней мере, я знала, чего ждать от жизни. Я знала, кому доверять, а от кого держаться подальше. Можешь говорить что хочешь о стриптизе, но никто, ни одна живая душа за все мое время работы в клубе не назвала меня шлюхой или проституткой.

Рид закатывает глаза.

— Ну да, это же такая уважаемая профессия.

— Это средство заработка, — парирую я. — А когда тебе пятнадцать и тебе нужно оплачивать медицинские счета твоей умирающей матери, это способ выживания. Ты не знаешь меня. Ты не знаешь ничего обо мне, и ты даже не пытался узнать, так что не тебе меня судить. Не тебе поливать дерьмом то, о чем ты понятия не имеешь.

Его фигура снова напоминает каменное изваяние. Он делает шаг вперед, и вода ударяется о мои голые лодыжки.

— Ты не знаешь меня, — повторяю я.

Парень мрачно смотрит на меня.

— Я знаю достаточно.

— Я девственница, это ты знаешь? — Слова слетают с языка прежде, чем я успеваю остановить их, и Рид изумленно вздрагивает.

Но тут же приходит в себя, на лице снова застыло циничное выражение.

— Конечно, Элла. Ты девственница.

— Это правда. — От стыда мои щеки краснеют, хотя я сама не понимаю, чего стыжусь. — Ты можешь и дальше продолжать считать меня шлюхой, но это ошибка. Мама заболела, когда мне было пятнадцать — откуда, черт возьми, у меня было время, чтобы спать с парнями?

Он хрипло смеется.

— А теперь ты скажешь мне, что ни разу не целовалась, да?

— Нет, целовалась. Я делала. еще кое-что. — Теперь все мое лицо пылает огнем. — Но ничего по-настоящему серьезного. Ничего из того, в чем ты меня все время обвиняешь.