прошедшее есть лучшая мерка, вернейший барометр для настоящего. Ошибки прошлого видны со всеми их последствиями и результатами, и учат избегать тех промахов, в которые может ввести настоящее.

— Совершенно справедливо, — сказал император, — совершенно справедливо. Только в прошедшем, в ваше время, делали меньше ошибок… Однако какую же ошибку вы считали бы опаснейшей из всех, в которые может впасть настоящее?

Не колеблясь, член совета отвечал, бросив быстрый взгляд прямо в лицо императору:

— Нерешительность, Ваше Величество.

Император озадаченно посмотрел на него.

— И вы опасаетесь, что такая ошибка может быть совершена? — спросил он.

— Боюсь, она уже сделана! — отвечал член совета.

— Кем?

— Почему Ваше Императорское Величество оказывает мне высокую честь выслушивать меня? — спросил член совета, вместо того чтобы отвечать на вопрос. — Вашему Величеству угодно выслушать мое скромное мнение, потому что оно, упав на чашу весов, пусть и не тяжелее песчинки, даст Вашему Величеству возможность прийти к какому?нибудь окончательному решению. Стало быть, Ваше Величество еще не пришло к таковому решению.

И он скорчил еще более смиренную мину, чем прежде.

Франц?Иосиф улыбнулся.

— Вы умеете читать мысли собеседника, и против вашей диалектики ничего не поделаешь. Хорошо, — продолжал он, — если я еще не решился, то в этом нет беды, нет ошибки, потому что только теперь наступает момент решения!

— Прикажете, Ваше Величество, говорить без всякого стеснения? — спросил член совета.

— Конечно, — отвечал государь и тоном невыразимого высокомерия прибавил: — Для пустых разговоров я бы вас не стал звать.

Клиндворт сложил руки на груди и слегка забарабанил пальцами правой руки по тыльной стороне левой ладони.

Затем он заговорил медленно и с некоторыми паузами, наблюдая за действием своих слов:

— По твердому моему убеждению, я не могу разделить мнения Вашего Величества о том, что именно теперь наступил момент принятия решения.

Император посмотрел на него с удивлением.

— Когда же, по?вашему, был этот момент? — спросил он.

— Когда Пруссия еще не заключала союза с Италией, когда Италия еще не была вооружена, а Пруссия не закончила своих приготовлений. Вашему Величеству было угодно довести до крайности великий разлад, Вашему Величеству угодно было возложить императорскую корону во Франкфурте, после того как граф Рехберг несколько преждевременно сервировал там le boeuf historique[49]…

Император нахмурил брови.

Не изменяя тона, член совета продолжал:

— Но вы, Ваше Императорское Величество, слишком рано разоблачили свои намерения и пропустили лучший момент, — удар должен был грянуть неожиданно, и противника следовало застигнуть врасплох. Этот продолжительный обмен депешами напоминает мне троянских героев, которые сперва произносили длинные речи и рассказывали свою генеалогию, а потом уже принимались метать копья. Разногласие — вызов, и тут же войска Вашего Величества должны были очутиться в Саксонии! Так мне представлялось дело. Теперь же наоборот. Саксонская армия придет в Богемию, иначе негде драться, то есть театр войны будет перенесен на родную почву. Вот это, Ваше Величество, я называю нерешительностью — злейшие ее результаты у нас налицо и с каждым днем будут умножаться.

Франц?Иосиф слушал.

— Разве вы не думаете, что Пруссия испугается войны и отступит перед последним шагом? — спросил он.

— Нет, Ваше Величество, — отвечал член совета, — этого не будет — граф Бисмарк на такое не способен.

— Но король — ведь он против войны? Говорят об удалении Бисмарка в последний момент…

— Я этому не верю, Ваше Величество, хотя, впрочем, относительно прусского короля мне недостает личных данных для суждения. Я знал Фридриха?Вильгельма Четвертого, знал императора Николая и знаю Наполеона. Я мог бы, даже при моих скудных познаниях души человеческой, сказать, что те почившие государи или Наполеон Третий могли бы так поступить. Короля Вильгельма я никогда не видел близко, — тут в голосе его прорезалась нотка горечи. — Что он может предпринять, я, стало быть, могу только предполагать на основании тех сообщений, которые получал.

— Что же вы предполагаете? — спросил Франц?Иосиф.

— Я предполагаю, что король не отступит и будет драться. Вильгельм не молод, и потому не расположен к войне ввиду ее тягостных последствий. Он Гогенцоллерн, а все Гогенцоллерны питают известное традиционное почтение к дому Габсбургов, поэтому особенно не расположен к войне с Австрией; но это человек с характером, солдат, поэтому предпочтет войну отступлению, опасаясь, что оно сделало бы посмешищем ту военную организацию, которой он добился путем такой тяжкой борьбы. Король Вильгельм будет драться, не отступит перед угрозой, поэтому угроза была ошибкой и нерешительность приносит свои плоды.