Чёрная туча уже несколько часов зрела над домом, но дождя не было. Артём сидел на веранде. Пил зелёный чай с чабрецом. С грустью вспоминал о прошлогодней экспедиции в затерянную среди саянских гор кальдеру. Казалось, что с тех пор прошла целая вечность. Если дедушка прав и человек проживает не одну жизнь, то там, в тайге, Артём успел погибнуть и родиться несколько раз. Сейчас он бы реагировал и действовал иначе. Быть может, это спасло бы погонщика Баира, его жену Ринчиму и даже Нагибиных. Быть может, он бы спас Солонго. Мама говорила, что нет смысла терзать себя такими мыслями, но Артём ничего не мог с собой поделать. Прошлое не отпускало его. Оно было всегда рядом. Приходило не только во снах, но и наяву.

Подул сильный ветер. Только что над рекой было тихо, а теперь зашумел лес. Туча заклубилась чёрными валунами, покатилась на запад. Небо над домом высветлилось, стало серым.

Вспыхнула первая зарница — большим фиолетовым полотном на алюминиевых стежках молний. Наискось пролился дождь. Артём прикрыл глаза, наслаждаясь холодным дыханием ливня. Ветровка и брюки быстро вымокли, но юношу это не беспокоило. Он услышал и почувствовал далёкое веяние гроз, которые он и его родители пережили в экспедиции.

Над лесом загрохотало. Худенькие молнии резво били по горизонту. Мелкой сетью перебегали слева направо. Затем через всё небо сверкнула одна сочная слепящая трещина — она погасла, но ещё доли секунды по её разлому виднелся чёрно-белый след.

Вскоре сверкали только матовые, однообразно-белые зарницы. Молнии в них уже не были видны. Гром откатился в сторону. Ливень шумел порывами, изредка затихая до полного беззвучия; постепенно выровнялся, перешёл в тяжёлое монотонное шипение.

Стало по-вечернему темно. Работал один фонарь — за оградой, у стенки сарая. Дождь в сумерках был почти незаметен, и только из фонарного колпака, будто из трубы, хлестали капли света.

Артём отошёл вглубь веранды и ещё долго наблюдал за непогодой. Дождался, пока погаснет последняя зарница, пока небо выветрится от туч, станет тёмно-синим, гладким полотном без чёрных пятен и просветов, и вернулся в дом.

Спустился в дедушкин кабинет, который мама переделала в обыкновенный подвал. Теперь вход прикрывала простая дверка. Чтобы спуститься вниз, не надо ни разгадывать загадки, ни двигать поставец — достаточно просто отдёрнуть защёлку.

Юноша сел за дедушкин стол и задумался.

Пальцами прикоснулся к ребристому шраму на лбу. След от схватки с Фёдором Кузьмичом. Вечное напоминание о том, что ему пришлось сделать в горах Восточного Саяна. Убить человека… Своими руками лишить его жизни… Артём тряхнул головой. Никак не решался честно и свободно разобраться в своих чувствах. Понимал, что для этого ещё не пришло время. Ни в чём себя не винил, но всё же не мог так просто смириться с произошедшим. Да и сейчас у него появился другой, не менее важный повод для раздумий.

Недавняя встреча с Бэлигмой уже не беспокоила. Бурятка осунулась, постарела ещё больше. Об участи мужа, сыновей и племянников она прочитала в статьях Сергея Николаевича и ни о чём не спрашивала Переваловых. Столкнувшись с Артёмом, безучастно посмотрела на него и только сказала, что её муж был справедливым человеком, что он никого не хотел убивать и отнимать у него жизнь было нечестно. Юноша не стал спорить.

Не беспокоили Артёма и насмешки, обрушившиеся на папу этой весной. Новая экспедиция, организованная Институтом этнологии и антропологии при поддержке МЧС, нашла кальдеру опустевшей. Не было никаких следов пребывания там древнего племени Урух-Далх. Ни самих урухов, ни жилищ, ни предметов быта. На лесных прогалинах встречались плетёные, одиноко стоявшие изгороди, но им было не больше десяти лет — их могли оставить случайно забредшие в те места охотники из Алыгджера.

Все пещеры оказались завалены. Останца на дне кальдеры не было. Он рухнул, похоронив под собой внутреннее кольцо. Впрочем, исследователи подтверждали, что обвалы — свежие, случились, скорее всего, осенью. В октябре прошлого года в самом деле в Саянах была отмечена повышенная сейсмоактивность.

Шум, поднявшийся после статей Сергея Николаевича, стих. Всё чаще звучали насмешки, упрёки в мистификации. В ответ папа приглашал всех критиков на ужин в первый же день после окончания раскопок:

— Вот тогда и поговорим. И посмеёмся вместе. Над вами всеми и вашими глупыми придирками!

Больше всего папа жалел о том, что в суете забыл про куртку Фёдора Кузьмича, в которую, как в куль, были завёрнуты куски белого нефрита. Сергей Николаевич говорил, что такое сокровище стало бы лучшим доказательством для самых узколобых скептиков:

— Ведь там наверняка были не просто камни, а с какими-нибудь древними узорами! Посмотрел бы я на всех этих умников…

Артём выслушивал папино негодование о затянувшейся организации раскопок. Рассказывал маме о геологическом лагере, из которого приехал, — юноша готовился через два года поступать в геологоразведочный университет, где когда-то учился Виктор Каюмович. Но все эти дни, как и сейчас, за дедушкиным столом, Артём думал совсем о другом.