содержит в себе автобиографические черты Константина Симонова. Даже просьба его старого приятеля писателя Израиля Меттера не отказывать Герману не смогла переубедить актера, и, когда режиссер позвонил ему в Москву, он честно ему признался, что Лопатиным себя не видит: «И стар я, и по темпераменту другой. Да и вообще, мне хочется сняться у Гайдая» (речь идет о фильме «Не может быть!», который должен был сниматься в декабре 74-го). Но Герман, который никого, кроме Никулина, в этой роли не видел, сделал вид, будто не расслышал его слов, и сообщил, что вечером выезжает в Москву для встречи.

В день приезда режиссера в цирке шел прогон новой программы, поэтому встретить режиссера на вокзале Никулин никак не мог. Но Герман не обиделся и вместе с женой – сценаристкой Светланой Кармалитой – пришел в цирк. Говорят, когда Светлана посмотрела на то, что вытворяет на сцене клоун Никулин, удивленно спросила у мужа: «И это твой Лопатин?». Далее послушаем рассказ Юрия Никулина:

«…После прогона мы с Германом поехали ко мне домой. Пили чай и говорили о будущем фильме. Говорил в основном Герман. Страстно, взволнованно, убежденно, эмоционально. Его черные, большие, умные и немного грустные глаза в тот вечер меня подкупили. Алексей Герман рассказывал, что и сам Константин Симонов одобряет мою кандидатуру на роль Лопатина.

Как это произошло, до сих пор не пойму, но к половине второго ночи мое сопротивление было сломлено. Усталый, чуть раздраженный, мечтая только об одном – как бы скорее лечь спать, – я согласился приехать в Ленинград на кинопробы…».

Стоит отметить, что Никулин был не единственным претендентом на роль Лопатина. Кроме него, на роль пробовались еще два актера: Анатолий Солоницын и Николай Волков, но их пробы были слабее никулинской. Вот и Симонов, увидев их, согласился с выбором Германа, а Никулина пригласил к себе домой и долго беседовал с ним о Лопатине.

Именно мнение Симонова сыграло решающую роль на худсовете, где решалась судьба кандидатов на роли. Большинство членов худсовета высказалось против Никулина, упорно видя в нем комика. Они так и говорили: «Он же клоун! Ну, какой из него Лопатин!». Но после того как стало известно, что кандидатуру Никулина одобрил сам «родитель» Лопатина, претензии были сняты. Правда, только частично. Разрешая запускать фильм с Никулиным, члены худсовета оставили за собой право остановить съемки в любой момент – как только убедятся, что актер со своей ролью не справляется. Как тогда говорили: «не вписывается в рамки социалистического реализма».

2 января 1975 года худсовет студии утвердил Никулина, а четыре дня спустя он написал заявление в «Союзгосцирк», где просил дать ему отпуск без сохранения содержания до 15 июня. Как написал артист: «Я – бывший фронтовик, прошедший всю войну, и мой моральный долг перед Родиной в юбилейном году сыграть роль советского офицера».

Только разрешилась проблема с Никулиным, как возникла новая – с Аллой Демидовой, которая должна была сыграть возлюбленную Лопатина. Здесь все вышло диаметрально противоположным образом: худсовет был «за», а вот Симонов – против. Герман пускал в ход все свое красноречие, чтобы убедить писателя в неправильности его позиции. Режиссер говорил: «Мне нравится Демидова. Они с Никулиным именно та пара, которая здесь нужна. Москвичка, интеллигентка, заброшенная войной в эти азиатские края, – это будет так пронзительно». Симонов в ответ повторял свое категорическое «нет».

Как выяснится позже, всему виной был… внешний вид Демидовой. В прическе и гриме она стала похожа на бывшую жену Симонова Валентину Серову, жизнь с которой оказалась для писателя настолько драматичной, что он не хотел об этом вспоминать. В итоге пришлось вызывать на пробы нескольких популярных актрис. Среди них были: Зинаида Славина, Татьяна Васильева-Ицыкович, Алиса Фрейндлих, Лариса Малеванная, Людмила Зайцева, Людмила Гурченко. Именно последняя в итоге и была утверждена на роль Нины Николаевны. Хотя Герман делал это, что называется, со скрипом. И от самой актрисы этого не скрывал. Он ей так и сказал: «Вы нормальная драматическая актриса, тут никаких открытий не будет. Жаль, мне видится только Демидова. Но автору она не по душе… Ну ничего, все будем строить вокруг Никулина. С тобой будет работать наш второй режиссер, он отлично это умеет. Проба у тебя так себе. Я там подрезал, кое-что подсобрал…».

В середине января съемочная группа приехала в город Джамбул Казахской ССР. Здесь вскоре должны были начаться съемки фильма, но они встали под угрозу срыва. Дело в том, что к приезду киношников ничего не оказалось готово: нет ни вагонов военного времени, ни паровоза. Герман срочно телеграфировал об этом Симонову, который немедленно связался с казахским ЦК КПСС. Там пообещали помочь, стали звонить в Джамбул, но замдиректора фильма почему-то решил, что звонки эти связаны с угрозой каких-то неприятностей, и к телефону не подходил. К счастью, длилось это недолго, и недоразумение было улажено.

Съемки начались 22 января 1975 года в естественном интерьере – в поезде времен войны, которому предстояло ездить по железнодорожной ветке 300 километров туда и обратно. Работа в тот день выдалась нервная. Сначала едва не разругались Герман с оператором Валерием Федосовым. Последний стал тянуть одеяло на себя, командовать на площадке, указывать Гурченко и другим актерам, как себя вести в кадре, куда встать. Герман терпел это недолго и сказал оператору следующее: «Валерий, я два года придумывал это кино, у меня уже все решено. А у тебя в голове никакого кино нет, есть