Айзек сидел и смотрел на холмы. Реки не видно, но она где-то там. Пешком доберусь до дома за два дня. Нет, за полтора. Ну и нормально. Знакомые места.

На следующий день вместо обеда велели надеть наручники.

– Опять явился мой адвокат?

– Понятия не имею, о чем ты, – рявкнул охранник. – Давай сюда руки.

– И не подумаю.

– Если через десять секунд я не увижу твои грабли в этой дырке, вызываю спецгруппу. И мне насрать, что у тебя за проблемы.

Это уже другой надзиратель. Высокий, худой, с аккуратной седой прической, в очках с толстыми стеклами.

– Короче, – буркнул он. – Тебя возвращают в общий блок.

– Но за то, что я сделал, мне положено тут торчать несколько месяцев.

– Принимая во внимание статус жертвы, короче, если ты прихлопнул ублюдка, начальник тюрьмы, может, вообще отменит тебе приговор.

Поу вытаращил глаза.

– Шутка, – сказал надзиратель. – Не бывает такого.

– А если я не хочу?

– Ничего не выйдет. У них тут и без того психов штабелями.

– Господи.

– Поднимайся.

– Я подам на содержание под стражей в целях безопасности.

– Я тебя понял. Но для этого надо переговорить с начальством наверху, я не могу заниматься этим отсюда.

Наверху его поместили в другую камеру. Один из членов Арийского братства заметил, как Поу вели по лестнице, и тут же поспешил в противоположную сторону.

Оказавшись в одиночестве, Поу задернул занавеску, достал зубную щетку и принялся тереть ручкой по цементному полу, пока не образовалась острая режущая кромка. Обследовал решетки и окно на предмет металлических деталей, которые можно бы отковырнуть, вот тогда бы получилось настоящие оружие, но тщетно, ничего. Улегся на койку головой к унитазу, ногами к решетке. А решение-то было. Путь на волю. Билет на свободу. Можно было бы прямо сейчас броситься к посту охраны, орать, требовать поместить его в охраняемую камеру. И он оказался бы ровно там же, где и вчера.

Или он, или Айзек, середины нет. Поу задыхался, он весь взмок, одежду хоть выжимай, будто из-под душа. Потом в коридоре послышался громкий топот, люди сновали туда-сюда. Он ведь сообщил охраннику, что просит заключения для собственной безопасности. Это же нормальный компромисс, он сказал охраннику, и если тот передал дальше, тогда его отведут обратно в карцер, но если надзиратель никому не сообщил о просьбе, тогда никто и не придет за ним. Вполне справедливый шанс, все честно.

Да, сейчас ты дышишь, но это вопрос времени, и так ведь всегда было. Твоя жизнь висит на волоске, фитиль уже горит, его запалили, когда ты родился, – как у всех людей, под каждой жизнью. Смерть неизбежна, ты просто никогда не задумывался над этим, она неизбежна, и в этом можешь быть уверен, так что вроде и бояться тут нечего, она наступит – неотвратимо, как зимние холода. А все равно страшно. Тупо страшно. Все, что в твоих силах, – это придать ей какой-никакой смысл. Он спасет Айзека Инглиша. Надеется, что справится. И хватит уже думать об этом.

Поу опять проголодался, в новой камере, третьей за четыре дня, есть нечего. Интересно, им вправду нужно было освободить место в карцере или это братство так устроило, чтобы его вернули в общую зону.

А мог бы играть в футбол или облагораживать свалки. Сейчас этим занимается какой-то другой парень. Но есть кое-что, в чем никто другой заменить его не смог бы, – никто не протянул Айзеку руку помощи, даже его собственная семья. Даже Ли, по ходу, жила только для себя. Хотя рано или поздно обязательно случилась бы какая-нибудь фигня. Он-то себя знает, надолго бы его не хватило. Все у него в жизни через жопу, он родился таким, пора уже смириться. И он отдаст всего себя, как герои прошлого. Высший смысл, промысел Божий. Зов судьбы. Он должен спасти Айзека Инглиша, поэтому он здесь, в этом его предназначение, вся его жизнь вела к этому моменту, и он будет достоин. Он станет защитником.

Вот только есть очень хочется. Поу встрепенулся: звяканье ключей, шаги, надзиратель поднимается по лестнице, идет по коридору, это за ним, его сейчас отведут в карцер, он спасен. Звуки все ближе, какое облегчение. Я спасен. И тут же совсем иное чувство – накатила тоска, до тошноты, отчаяние, будто увидел всю свою дальнейшую унылую жизнь. Он растерялся, запутался – собственные ноги вот-вот предадут, уведут прочь, не позволят ему красиво погибнуть, и все его высокие мечты – просто чушь, тело возьмет верх, страх за собственную шкуру победит. Поу улегся обратно на койку.