– Конечно.
Он открывает дверь, я взглядываю на него. Глаза у него сияют, улыбка через все лицо.
– Ты, стало быть, почти готова?
– Да. А ты?
– Не вполне.
– Ну, тогда поторапливайся. – Берусь за длинную юбку, складываю ее вдвое. – Не хотелось бы упустить поезд.
Он топчется в дверях – то в комнату, то прочь из нее.
– Я не готов возвращаться.
Гляжу на него изумленно.
– Что?
Он прижимается лбом к двери и вздыхает.
– Я тут думал. Если остаток своих дней мне предстоит провести в крошечной деревне в забытой богом глухомани, я бы хотел повидать в этом мире еще хоть что-то.
– А мы чем тут занимались?
– По-моему, я только вошел во вкус, – говорит он.
В голове у меня это помещается с трудом.
– То есть… ты хочешь остаться у Рамоны и Харленда? А ты спросил, как они на это смотрят?
– Вообще-то Херберт Карл предложил мне место почтового служащего у себя в компании и комнату в своем доме. Мне поэтому не придется жить здесь.
До меня постепенно доходит, что эту затею он вынашивает уже какое-то время.
– Почему ты мне обо всем этом не рассказал?
– Ну вот, рассказываю же.
– Но что… но как…
– Ты справишься, – говорит он, словно готовя меня. – Я провожу тебя до станции. А затем развернусь и двину прямиком на работу.
– А как же ферма?
– Ал с Фредом разберутся. И вообще – Фреду не вредно было б засучить рукава и помогать больше, слишком долго он проходил в детишках.
Меня это ранит.
– Да ты, похоже, все обдумал.
– Да.
– А со мной даже не поговорил.
Он топчется в дверях, как пес, которого отчитывают.
– Я боялся, что ты не одобришь.
– Да дело не в одобрении. А в том, что я… я… – Как же это? – Видимо, в том, что я чувствую себя…
– Брошенной, – говорит он. Словно мы оба осознаем это одновременно.
Глаза у меня наполняются слезами.
– Ох, Кристина, – говорит он, шагает ко мне, кладет ладонь мне на руку. – Я думал о себе одном. А о тебе совсем не думал.
– Конечно, нет, – говорю я, давясь словами. Понимаю, что устроила мелодраму, но ничего не могу с собой поделать. – С чего б тебе? С чего б кому бы то ни было? – Отвернувшись от него, я тянусь к сложенному носовому платку в чемодане и плачу в него, плечи ходят ходуном.
Сэм делает шаг назад. Такой он меня ни разу не видел.
– Я эгоист, – говорит он. – Поеду с тобой домой, на поезде.
Через несколько мгновений я глубоко вдыхаю, промокаю глаза платком. За окном слышу грохот трамвая, автомобильный гудок. Вспоминаю бабушкину жажду странствий. Ее желание повидать большой мир. Раздражение, что никто в семье не разделяет, похоже, ее страсти. Почему бы Сэму не остаться в Бостоне? У него целая жизнь впереди.
– Нет, – говорю я.
– Нет?..
– Не надо тебе домой.
– Но ты…
– Все в порядке, – говорю. – Желаю, чтоб ты остался.
– Уверена?